Эдит не осмеливалась поднять глаз от тарелки, чувствуя на себе недоброжелательный, пытливый взгляд Эмилии. Глаза девушки несколько раз наполнялись слезами. Старуха с аппетитом ела и расхваливала все, что подавалось на стол.
— Никто так не умеет готовить, как моя дочь. Все так и тает во рту. Женщина, которая не умеет стряпать, не женщина.
Анне тоже налили вина, и она выпила один за другим два стакана.
Дан с восхищением смотрел на старуху.
— Бабушка, дорогая, — не выдержал он. — Ты самая замечательная женщина на свете. Будь мы хоть наполовину такие, как ты, то перевернули бы весь мир вверх тормашками.
Старуха растроганно зашмыгала носом.
— Дал бы мне господь бог здоровья дожить до правнуков. До детишек ваших. Вырастила бы их в страхе божьем. Сказки бы им рассказывала. Я много их знаю, еще от дяди Микулае…
— Не знаю, что это с бабушкой, — шепнула Эмилия сидевшему рядом с ней Дану. — Последние дни у нее с языка не сходит дядя Микулае.
— А какой он был, дядя Микулае? — спросил Дан. Ему всегда нравились рассказы бабушки, и он терпеливо слушал их, что льстило старухе.
— Ладно, потом расскажу, — сказала Анна, — говорите вы о своем, не обращайте на меня внимания.
Эмилия поставила на стол домашнее пирожное.
— Не знаю, понравятся ли они барышне, — с сомнением сказала она. — Ведь она, наверно, привыкла к деликатесам из кондитерской.
Эдит побледнела и не смогла ответить ни слова.
— Зачем ты смущаешь ее, мама? Почему называешь «барышней»?
— А она разве позволяет называть ее иначе?
Эдит встала, обошла стол и поцеловала Эмилии руку. Поступок этот показался Эмилии неуместным, хотя и свидетельствовал о хорошем воспитании.
— Какие у тебя красивые волосы, дорогая!
— Тебе, мама, тоже не на что жаловаться. Вот я — так уж начал лысеть… — И Дан откинул пряди со лба, чтобы показать, что у него редеют волосы.
— Потому-то и женись поскорей, деточка, — вмешалась старуха, — ведь плешивым-то тебя никто не возьмет. Разве что такая карга, как я.
— Мама! Что за выражения! Старая женщина, прости господи, а с каждым днем все меньше соображаешь…
— Я прощаю тебя потому, что ты не знаешь что говоришь, — обиделась старуха. — А ты, Флорика, подойди ко мне.
— Меня зовут Эдит, бабушка.
— Подойди поближе. Какая у тебя маленькая ручка… Сразу видно, не привыкла к работе… Ничего, дорогая, ничего. Зато красивая… — и Анна поманила пальцем Эдит. — Ты черненькая? — спросила она.
— Да, — прошептала Эдит. — Даже слишком…
— Это ничего, деточка.
Эмилия принялась расспрашивать Дана об Андрее и дядюшке Октавиане, а он начал подробно рассказывать всякие невероятные истории из их жизни. Воспользовавшись этим, старуха обняла Эдит, притянула к себе и зашептала: