Денек выдался чудесный, хотя уже накатывали сумерки: холодный и кристально-чистый воздух; в начинающем темнеть голубом небе над серо-голубыми волнами Северного моря кружатся чайки. Он прошел пару миль, постепенно поднимаясь в горы, ни о чем, собственно, не размышляя, позволив ветру выдуть из головы все суетные мысли о других людях.
Вернувшись домой, он застал мать и Розмари дремлющими перед телевизором в гостиной, еще не убранной после Рождества. На столике рядом с телефоном лежала записка с просьбой позвонить в Херефорд.
Она сидела, подтянув колени к груди, опустив голову, на вонючем матрасе в тускло освещенной комнате. Первая ночь закончилась, подумала она. Первая... А сколько еще?
Левая сторона лица, куца он ее ударил, ныла, а боль между ног не стихала. Страстно хотелось помыться, причем не из-за физических ощущений, а из-за психологических. Но в любом случае она сомневалась, что ей позволят это сделать.
«В это время вчера, — подумала она, — я как раз дожидалась Хаджриджу в общежитии медсестер».
А предыдущим утром, после того как двое русских, поджав хвосты, убрались в Сараево, четверо четников просто бросили свой пост на дороге, словно добившись единственной желанной цели. Оставив юного американца так и лежать у дороги, они запихали ее на заднее сиденье «фиата-уно» и отправились по дороге вниз в долину, к следующей деревне. Здесь она не увидела следов ни живых, ни мертвых, и лишь почерневшая груда обломков сгоревшего амбара свидетельствовала о случившемся. Когда они остановились посреди деревни, другая группа четников, человек двенадцать, уже готовилась отъезжать на своих автомобилях.
Главарь их группы обменялся шутками с главарем отъезжающих, и ее завели в ближайший дом, совершенно ограбленный и явно принадлежавший какому-то мусульманскому семейству. После бегства хозяев дом превратился в свинарник. Представления четников об искусстве трапезы явно сводились к тому, что если бросать друг в друга пищей, то, может быть, что-то и попадет в рот. Представлений о гигиене, очевидно, вовсе не существовало. В доме воняло.
Остатки мебели ожидали своей очереди исчезнуть в печке. На ковре в гостиной расплывалось большое кровавое пятно, далеко не давнего происхождения.
Нену провели дальше, в маленькую комнатку на задах, в которой не было ничего, кроме испачканного матраса и пустого ведра. Скудный свет проникал лишь через щели в ставнях, которыми было закрыто единственное окно.
— Мне нужно помыться, — сказала она своему сопровождавшему. Это были ее первые слова после того, как она вышла из автомобиля.