скромность вольтеровского Кандида, так нравившаяся Канту, остается в силе, но, с точки зрения Витгенштейна, только благодаря тому, что для философов ничего другого, кроме сада грамматики, нет.
Этот взгляд на философию Витгенштейн набросал примерно на пятнадцати страницах «Философских исследований» и применил потом ко всем остальным ее частям. Будучи итогом шестнадцати лет напряженной работы, эта книга чересчур неоднозначна, и изложить здесь ее постулаты невозможно[252]. Однако мы, пожалуй, можем охарактеризовать ее и привести несколько примеров из нее. Прежде всего стоит упомянуть, что она короткая: немногим более 250 страниц в английском переводе. Из десятков тысяч заметок, сделанных Витгенштейном начиная с 1929 года, он выбрал лишь небольшое количество и сгруппировал их в 693 абзаца, похожих на афоризмы. Поэтому «Исследования» можно рассматривать как верхушку огромного айсберга. В книге затрагиваются три главные темы: философия языка (значение, понимание, следование правилу и т. д.), философия сознания (мышление, память, воображение, намерение и т. д.) и уже упоминавшаяся природа собственно философии. Своих обширных изысканий в области философии математики Витгенштейн касается лишь вскользь.
По стилю книга сильно отличается от «Трактата». «Исследования» написаны не столь загадочно, а наоборот – ясно и без особой терминологии, с использованием ярких метафор и аналогий, мысленных экспериментов, придуманных им языковых игр, риторических вопросов, монологов и т. п. Имеется также несколько диалогов между «голосом ошибочности» и «голосом точности» (которые можно интерпретировать как диалоги молодого Людвига с ним же нынешним), но было бы ошибкой рассматривать всю книгу как сократический диалог, как это сделали некоторые толкователи. Витгенштейн не был поклонником этого жанра: «При чтении сократических диалогов возникает мысль: какая жуткая потеря времени! В чем смысл этих аргументов, которые ничего не доказывают и ничего не проясняют?»[253] Несмотря на ясный стиль, у книги есть и мрачная сторона, которая одних очаровывала, а других раздражала. Отчасти это связано с любовью Витгенштейна к «освобождающему слову» и нелюбовью к избыточности. В своих заметках он говорит скорее намеками, чем явно, дает читателю зерно мысли, а не четко прописанный аргумент. Но, несмотря на то что он сам любил афоризмы Лихтенберга, Карла Крауса и других авторов, было бы неточно рассматривать «Исследования» как сборник афоризмов, ибо это систематизированный, аргументированный труд по теоретической философии. Однако читатель часто теряет из вида эту систематизированность, поскольку не всегда ясно, как заметки связаны друг с другом и о каких теме, объекте исследования или философе в данный момент идет речь. Иными словами, в «Исследованиях» нет ни легко отслеживаемого линейного «нарратива», ни непосредственной прозрачности авторских намерений и убеждений. Это создает для читателя серьезные, хотя и не непреодолимые трудности.