— Угу. Это я тоже помню: треснуть по ним мячом, например.
— Что? С чего ты взяла?
Он возмущён, причём нешуточно — даже голову в мою сторону повернул.
— А разве ты не метил по ним при каждом удобном случае? Хоть в школе, хоть где: если мяч в руках Дамиена, то он всегда летит в Еву! И всегда с потрясающей меткостью в грудь! Ты в кольцо так успешно не попадал, как в меня!
— Ну и глупость! Не обижайся, но это — самый настоящий бред!
— А вот и нет!
— Ева! — я хоть и смотрю на звёзды, но чувствую, как его взгляд прожигает мой профиль. — Я бросал мяч не в тебя, а тебе! Потому что из всех окружавших людей, меня ВСЕГДА, всегда интересовала только ты! Мне хотелось играть с тобой и смотреть на тебя. И я клянусь, что ударить в твою растущую грудь не только не приходило, но и в принципе не могло прийти в мою голову, потому что…
— Потому что?
— Я хотел потрогать их. И увидеть. И…
— И?
— И это новое чувство, связанное с ними, оно и бесило одновременно и…
— И?
— И не давало покоя. Ты ещё прочнее поселилась в моей голове, и теперь совсем в другом контексте.
— В десять?
Нет, всё-таки хорошо, что темно.
— В десять.
— Я не верю.
— Не верь. Но меня теперь удивляет то, как мы не понимали друг друга. Ты видела подвох даже там, где его не просто не было, а даже не могло быть.
Мы смотрим на звёзды, ждём падения хоть одной, но далёкие голубые и белые карлики стабильны как никогда. Ни единого даже самого крошечного метеоритика!
— У брата не должно возникать таких мыслей, — подытоживает свои размышления. — Ладно, окей с мыслями, но эмоций быть не должно.
— К чему ты клонишь?
— Я никогда не испытывал к тебе братских чувств. Никогда.
— Не ври. Ты вступился за меня в школе. Ты защищал!
— Как мужчина защищает свою женщину.
Я едва не задохнулась от этих его слов:
— Ты встречался с Меланией, Дамиен! О чём ты говоришь!
— О том, что было, Ева. Когда-нибудь должны же мы поговорить начистоту? Почему, ты думаешь, я порвал с ней? Причём не сомневаясь?
— Я… не знаю.
— Потому что желание защищать тебя 24 часа в сутки стало моей одержимостью. Потому что я не просто хотел, а испытывал потребность в этом. Пугающе стабильную потребность. И поверь, ничего братского в тех чувствах не было.
— Да, я знаю… вошла однажды в твою мансарду, когда ты душ принимал…
— Что?
— Ты произнёс мое имя.
— А вот теперь мне действительно стыдно! Даже не верится, что я еще способен краснеть! — смеётся. — Тебе стоило сжалиться и облегчить мою участь!
— О, нет! Ушам своим не верю! Дамиен был кем угодно, но только не пошляком!
— Сама ты пошлячка! Я говорил о душевной близости! А ты что подумала?