— Как?
— В замочную скважину.
— Не ври! У моей двери не было никаких скважин!
— Не было! А зачем тебе замок, если ты никогда не закрывала свою дверь? А знаешь, каким было твоё лицо, когда ты читала?
— Каким?
— Одухотворённым. Иногда восхищённым, удивлённым или счастливым, и настолько искренним, что я воровал твои книги. Хотелось нырнуть в твой мир и узнать, что там, за высоченной стеной неприступности.
— Ну и как? Узнал?
— Дааааа! Ты только не смейся, но я тащился от твоих историй. Помню, не мог дождаться, пока ты закончишь «Первых людей на Луне»!
— Герберта Уэлса?
— Да! Ох… сейчас самому не верится, но я читал урывками, когда тебя не было, и страшно злился, когда ты возвращалась, потому что нужно же было, как воздух, узнать, что там дальше!
— Действительно! Верится с трудом!
— А знаешь, что самое смешное?
— Что?
— А то, что я тысячу раз мог бы взять эту книгу в библиотеке, но нет же, мне непременно нужно было читать именно твою!
— Это совсем не странно, по крайней мере, для меня.
Дамиен поворачивает ко мне голову и делает огромные глаза:
— Признавайся!
— Только поклянись, что не будешь смеяться!
— Клянусь! — кладёт ладонь на моё сердце.
— То есть вот так вот, да? Моё сердце тебе не жалко?
— Жалко, но на моём клясться бесполезно.
— Что? Такое лживое?
— Больное.
Что он вкладывает в это «больное»? То, о чём я хочу, но боюсь думать?
— Чем оно болеет?
— Ты знаешь.
Мягкость — вот что я вижу в его глазах.
— Ладно, — сдаюсь, — я регулярно пила из твоей чашки. Когда ты не видел.
— Правда?
— Угу. Я думала, что таким образом вредничаю. Но на самом деле…
Мне не хватает мужества признаться.
— На самом деле, ты хотела касаться своими губами того места, где до этого были мои? — шепчет.
— Каждый раз эта идиотская игра в бутылочку доводила меня до исступления. Ты твердил, что скорее удавишься, чем поцелуешь меня!
— И ты верила?
— Верила.
— Зря.
Его глаза не смотрят в мои, нет, они проникают. Если взгляд — энергия, то наши сейчас слились в сложном узоре, похожем на ДНК. Дамиен поднимает руку и касается моего лица, ласкает щёку, медленно обводит губы, и я закрываю глаза от удовольствия. Как только мои веки опускаются, его шёпот сообщает мне:
— Знаешь, что говорят о самых ярых гомофобах?
— Что?
— Что они скрывают собственную нетрадиционную ориентацию не только от окружающих, но и от самих себя — поэтому в них столько агрессии.
— Больше на глупость похоже, — смеюсь. — Хотя нечто подобное я видела в «Красоте по-американски».
— Я этот фильм не смотрел, но много о нём слышал. Знаешь, что я хочу сказать?
— Что?
— Что тот, кто громче всех орёт, что не хочет с тобой целоваться, возможно, сходит с ума от желания сделать это?