Евины губы кривятся, она больше не может сдерживаться, и первая слеза собирается огромной каплей на её нижнем веке.
— Я ушёл, потому что понял: жить так дальше бессмысленно — ни она не делала меня счастливым, ни я её. Да я вообще никого не делаю счастливым!
— Меня делаешь, — вспыхивает, и слёзы дождём.
Ева с силой обнимает меня обеими руками, прижимает лицо к груди и повторяет:
— Меня делаешь!
И я млею, хотя знаю, как мало истины в её словах. Но она сама в это верит, и мне хорошо. Настолько глубинно, что я даже прикрываю глаза: ради таких моментов и стоит жить. Не успеваю опомниться, как уже целую её лицо и честно признаюсь:
— Я только пытаюсь.
И по привычке меня тут же несёт дальше:
— А ты не позволяешь, не хочешь впустить меня полностью!
Чувствую, как напрягаются её плечи:
— Я не буду спрашивать, не буду! Не прячься! — прошу её.
Но она уже другая, уже юркнула в свою раковину.
— Ева, мы всё исправим. Повторим то, что было, но должны делать это вместе!
Её губы касаются моей ключицы. Это место особенное для меня, но в данную секунду она об этом не помнит.
— Тебе нужно кое-что понять, Ева, — наседаю.
Беру её руку и прикладываю к её груди:
— Как много здесь всего?
— Очень много, — выдыхает.
Отрываю её ладонь, целую и прижимаю к своему сердцу:
— Здесь — столько же, тут твоё отражение, Ева. Просто знай: мне страшно жить без тебя. Так же сильно, как и тебе без меня. Мы больше, чем просто пара, ты ведь знаешь. У тебя нет конкуренток, Ева. Больше того: их никогда не было!
— Раньше у тебя была совсем другая жизнь! До меня…
— Да, в ней не было тебя.
— Ты был обеспечен, известен, успешен, а теперь…
— А теперь я засыпаю, обнимая тебя. И просыпаюсь, чтобы обнять крепче.
— Ты живёшь вдали от своей семьи!
— Я живу в самом центре своей семьи, и сейчас буду целовать её губы!
Целую, но она выворачивается:
— Твой сын растёт без тебя!
А это удар в солнечное сплетение.
— Да, это так. Но, похоже, я с этим смирился, потому что дети — не главное в жизни мужчины.
— Что главное?
— Женщина.
— Какая?
— Ты.
— Почему твой мак выглядит иначе?
— Потому что я вывел «нашу» татуировку.
Мне не хватает выдержки смотреть в её глаза. Силюсь, но у меня не получается: моим собственным зрачкам слишком больно, их будто обжигает её страданием, обидой. Сердцу моему больно, груди, мышцам, коже. Но я принуждаю себя: «Сделал — отвечай. Тяни, вытягивай. Вас обоих».
— Если вывел, откуда тогда эта? — спрашивает так тихо, что её вопрос я едва могу расслышать.
— Сделал новую.
— Зачем?
— Не смог жить без неё.
Теперь она плачет в моих руках. Беззвучно, бесшумно, только вздрагивает и быстро-быстро дышит.