— Могу вернуть, если хочешь!
И тут же уточняет:
— Туда!
Я не могу не улыбаться. Эта улыбка раздирает меня на части, будучи непотопляемой:
— Ансель… — тяну, стараясь выиграть время, — я не уверена, что у меня вообще есть какое-либо мнение на этот счёт. И я бы, возможно, его составила, если бы ты поделился ощущениями… потому и спросила «почему снял?», но ты ответил вопросом на вопрос, так что…
— Надоело. Просто надоело быть клоуном. А если тебя интересует, ценили ли девушки мой интимный пирсинг — то да, ценили. И я готов вернуть его, но только для тебя! — скалится.
— Что именно там было?
— Шарик.
— Шарик?
— Да, дамам он очень нравился. А мне нравилось нравится дамам.
— Разонравилось?
— Почему?
— Ну, ты же его снял…
— Да просто приоритеты сместились, — пожимает плечами.
А я спешу увести беседу в другое русло:
— Эта надпись у тебя на груди, на каком она языке?
— На моём собственном.
— Да ладно!
— Нет, серьёзно. Мы с братом в детстве придумали свой язык, чтобы общаться в случае попадания в плен или там, если вдруг инопланетные расы нас поработят, и при этом будут владеть всеми языками Земли. В этом случае, — тут он вытягивает свою очерченную мышцами руку, — мы смогли бы возглавить сопротивление и сэкономить время на разработке нового языка.
Я с трудом давлю улыбку, но она, упёртая, всё равно просачивается. Наверное, через глаза.
— И не думай смеяться! Ты же не можешь отрицать серьёзность… да и дельность такого плана на случай предстоящей угрозы! Кто-то же должен был подумать о будущем человечества!
— Ладно. Окей. И как она переводится, эта надпись?
Ансель обращает свой взор на собственную грудь, затем, медленно ведя линию от одного плеча к другому, читает:
— «Ценность жизни не в том, какое количество вдохов ты сделал, а в том, сколько раз у тебя перехватило дыхание».
Если до этого момента молодой любовник воспринимался мною как, скорее, конфетка в ярком фантике, которую мне волею случая довелось попробовать, то после он просочился в душу. Такие вещи не происходят на пустом месте. Ничто не случается просто так.
Аномально тёплый и солнечный в этом году апрель позволил нам самозабвенно окунуться в лето. Мы всё ещё мало друг друга знаем, эта дистанция, невозможность предвидеть или предсказать следующий шаг заставляет обоих одновременно и быть в напряжении, и предвкушать сближение.
В эти два дня в моей голове пятна. Если жизнь — чёрно-белое фото, то теперь на нём появились засвеченные фрагменты, большие и маленькие. Это моменты, которые я проживаю сегодня, сейчас, не имея памяти и опыта, веса десятков прожитых лет. Я вижу внушительность и очарование покрытых тёмно-изумрудной хвоей гор, пузырьки игристого вина в бокале, вручённом мне Анселем, слушаю наши беседы, чувствую близость. Но главное, я ощущаю магию интимности, не имеющей ничего общего с сексом.