Раджпут пробормотал что-то себе в бороду и вновь уставился на письмо, потом пристально взглянул на Тесс, сунул письмо в карман и сделал приглашающий жест.
– Теперь, леди, поспешите! – посоветовал Том. – И есть надежда, что вы правы – ада нет. Я уже столько наговорил лжи сегодня вечером, что заслужил вечное проклятие! А мы с вашим мужем отправимся в одно местечко неподалеку и будем вас ждать!
Но Тесс возразила:
– Пожалуйста, не заставляйте меня искать вас в темноте за воротами, когда я выйду! Почему не оставить экипаж здесь?
– Могут начаться разговоры, мэм. Я оставлю здесь Троттерса. Он даст мне знать, когда вы выйдете.
Том Трайп соскочил с лошади, чтобы помочь Тесс вылезти из коляски. Раджпут так стучал по железным воротам, как будто хотел разбудить мертвых, и с таким видом, будто собирается возиться целый час. Но ворота распахнулись подозрительно быстро, и бородатый африди высунул свою физиономию, с написанным на ней ожиданием, точно черепаха, выглядывающая из панциря, мигая, как будто бы хотел узнать тени, двигавшиеся в неверном свете фонаря. Он поманил Тесс согнутым пальцем, и в тот же момент, как она вошла, за ней захлопнулись, отгородив ее от мужа и от всякой надежды на чью-либо помощь.
Странный привратник выхватил корзину из рук Тесс и почти бегом проводил ее через старинный двор, контуры которого были почти неразличимы, за исключением места, освещенного желтым светом фонаря на железной скобе. Видны были только часть стены и каменные ступени, истоптанные в течение столетий. Африди повел Тесс вверх по ступеням и остановился наверху, чтобы постучать кулаком в резную дверь, но та отворилась, когда его кулак только наполовину приподнялся в воздухе, и служанка с веселыми глазами, которая отворила ее, насмешливо назвала его безумцем. Безмолвный, очевидно, из-за присутствия женщины, он снова спустился по ступеням, оставив Тесс теряться в догадках, будет ли проявлением хороших манер, если она снимет туфли перед тем, как войти. Туземцы всегда снимали обувь перед входом в дом Тесс, и она считала, что будет учтивостью поступить так же.
Однако служанка взяла ее за руку и бесцеремонно потянула внутрь, не отпуская пальцев Тесс даже для того, чтобы закрыть дверь. Она только похлопывала Тесс по руке и улыбалась, так как у них не было общих слов, чтобы она могла пригласить гостью войти.
Небольшой холл, в котором они очутились, был завешен занавесями с вышитыми на них павлинами, над которыми, очевидно, трудились терпеливые руки целых поколений. Раздвинув эти занавеси, служанка провела Тесс во внутренний зал пятидесяти или шестидесяти футов в длину, при первом взгляде на который исчезли все ее сомнения насчет обуви; но никогда она не видела такого смешения Востока и Запада, столь мягкого восточного мистицизма рядом с откровенной утилитарностью привезенных из Европы вещей, причем в этом не было дисгармонии.