– Вроде того, – пробурчал Дмитрий, присаживаясь на кровать.
– Тады извольте умываться и завтракать!
– Ну его, – малодушно попытался отказаться офицер, но строгий вестовой мгновенно пресек ослабление дисциплины.
– Никак не можно-с! А ежели вам дурственно, так похмелитесь и вся недолга.
– Похмелиться? – переспросил Будищев, попытавшись сфокусировать взгляд на матросе.
– Конечно! – убежденно ответил тот.
– А есть? – в глазах прапорщика загорелась надежда.
– А как же-с, – жестокосердно ухмыльнулся Абабков. – На столе у прочих господ-офицеров стоит. Только чтобы туда пройти, прежде надобно умыться и в порядок себя привести. Ить ваше благородие теперича не кондуктор какой-нибудь. Понимать надо!
– А что, они уже встали?
– Давно уж, – пожал плечами матрос. – Их благородия господа Майер и Шеман уже чай пьют. Вы бы поторопились, а то у них все кончится.
– Ладно, – сдался Дмитрий, – давай умываться.
Ведро холодной воды, вылитое на неразумную голову, вернуло ей способность соображать, а телу двигаться. Закончив с умыванием, Будищев надел чистую рубашку и, накинув сверху мундир, решил, что он готов явить себя миру.
– Доброе утро, – иронически поприветствовал его сидящий за столом Шеман.
Надо сказать, что хотя командир морской батареи был по происхождению финном, выпить мог ничуть не меньше любого русского, что с успехом вчера продемонстрировал. Но при этом он никогда не страдал похмельем, чем приводил своих православных товарищей в совершенно искреннее недоумение. Находившийся рядом с ним Сашка Майер, даром что был немцем, такой счастливой способностью не обладал, но, судя по всему, успел подлечиться и встретил товарища довольной улыбкой.
– Здравия желаю, – буркнул в ответ Будищев.
– Не угодно ли чаю?
– Чай не водка – много не выпьешь! – отрезал прапорщик, вызвав радостный смешок у гардемарина.
– Справедливое суждение, – согласился с ним лейтенант, – но все же до адмиральского часа еще далеко, так что попрошу чрезмерно не налегать.
Договорив, он кивнул своему вестовому, и тот немедля наполнил стоящие перед молодыми офицерами чарки.
– А вы, Николай Николаевич?
– Воздержусь.
– Ну тогда, не пьянства для, но здоровья ради! – провозгласил Дмитрий и, чокнувшись с Майером, опрокинул в себя стопку.
Хлебное вино мгновенно впиталось в стенки желудка, как вода в иссушенную долгим зноем землю, но жизнь сразу же заиграла свежими красками, кровь быстрее побежала по жилам, а воздух из сухого и затхлого тут же стал свежим и прохладным. С таким самочувствием грех было не позавтракать, и Будищев, с удовольствием взялся за немудреную закуску. Стол был, вправду сказать, небогат, но лепешки еще горячими, овечий сыр мягким, а жизнь прекрасной.