— Ты горячку-то не пори, отец, — наставляла его как малого Анна Максимовна. — Разберись сперва, а потом уж принимай решение.
— Будь спокойна, мать, — заверил ее Зиновий. — Глаз у меня еще вострый, и рука твердая. Если там орудует недобитая контра, я ее выведу на чистую воду. Ну, а если хозяйство запустили по неумению или по нехватке техники, поможем разобраться.
Они стали держать совет: когда лучше забрать семью. Судили, рядили и решили: отец с Мишей уедут завтра, будут потихоньку готовить дом, а мать с девочками останется до окончания экзаменов. Тамара заканчивала седьмой класс, а Валентина — пятый. Конечно, мужчины могли бы забрать с собой меньшую — Лидушку. Но кто за ней там будет ухаживать? Отвезти ее к бабушке? У той и без Романовых внучат полный двор. А Мише очень полезно попить утром парного молока, поесть свеженьких яиц и сметанки. И пусть он там не в конторе сидит, ожидая отца, а больше бывает на свежем воздухе.
Когда солнце ушло за могучие купы дубравы, во двор заглянул давний друг Романовых, бывший командир краснопартизанского отряда Пимен Андреевич Ломакин. Был он старше Зиновия всего на год и тоже выглядел бодро, даже молодцевато. Живые острые глаза, всегда нацеленные на собеседника, тяжеловатый подбородок, большой нос с горбинкой в минуты вдохновения или глубокого раздумья придавали его загорелому лицу черты большого государственного. деятеля. Но в семье Романовых любили его не за монументальность, а за широкую, добрую улыбку. Казалось, никакие житейские, служебные неурядицы и невзгоды не в силах отнять у этого старого буденновца великого жизнелюбия, которым он был, в октябрьские дни семнадцатого года, заряжен как патрон порохом.
— Романовы дема? — весело спросил Пимен Андреевич, оставаясь на пороге, хотя он отлично видел, что вся семья сидела тесно за небольшим столом. Но такая уж была привычка у Ломакина — первым делом узнать, все ли дома, а затем уже пожелать друзьям доброго здоровья, благополучия и долголетия.
— Вот-вот, — не очень приветливо встретила гостя на этот раз Анна Максимовна. — Твои бы слова да богу в уши.
— Что так, Аннушка? — встревожился не на шутку Ломакин, проницательно глядя на своего старого верного товарища. — Какая беда переступила твой порог?
— Тебя-то никуда, небось, не посылают, — с укором сказала Анна Максимовна, — а нашего отца парторгом в Майоровский направляют.
Широкая светлая улыбка осветила добродушное лицо Пимена. Ну до чего же смешными иногда выглядят их жены! Не понимают, какую великую честь оказывает партия, посылая своих старых бойцов на самые трудные участки, на прорыв… И ведь говорят об этом бабы, не задумываясь, что рядом дети, что неразумные речи входят в их сознание, проникают в душу. Вот и у него дома сколько, раз возникали подобные сцены. Сколько раз критиковали бывшего эскадронного, лихого рубаку и находчивого разведчика за то, что в мирное время не доверяют ему больших постов, высоких чинов. Да разве он за чины дрался с мировой контрой? Чтоб простому трудящемуся жилось при новой власти по-человечески. И чтоб к руководству таким большим и сложным хозяйством встали люди молодые, грамотные, культурные, то есть наши дети, внуки. Погодите чу-ток, подрастет ваш Мишутка, доверим мы ему портфель большого районного начальника, а может, областного. Да чем черт не шутит, глядишь, станет Михаил Зиновьевич Романов каким-нибудь наркомом…