Вскоре раздался стук.
— Откройте! Полиция.
Ну, думаю, началось…
В квартиру вошли помощник начальника полиции, изменник и продажная душа З., полицейский и еще один немец. З. спросил: «Где дочь?» Я ответила, что она ушла в село менять вещи. Последовали вопросы: с кем, куда я что она с собой взяла? Я ответила, что накануне вечером мы с ней говорили об этом, но куда она пойдет и с кем — об этом мы не договаривались; нас интересовало больше, что и как можно выгодней променять. Утром, говорю, я ушла на базар, а когда возвратилась домой, дочери уже не было.
Полицейские произвели обыск, перевернули в доме все вверх дном. З. все твердил, что вина моей дочери совсем незначительна, и что самые главные признались уже во всем, их только слегка отшлепали и отпустили, и что Валерия нужна, мол, как свидетель. З. давал слово честного человека, что если я скажу, где Валерия, то полиция никогда не приблизится к моей квартире и Валерия будет спокойно жить в Краснодоне, а не скитаться где-то.
Как-то помимо воли у меня вырвалась фраза:
— А вообще есть ли у вас честное слово?
Побледнел изверг; его маленькие, быстро бегающие глаза налились кровью. Он выхватил наган, приблизил его к моему лицу и, топнув ногой, закричал:
— Ах, ты… Пристрелю! Собирайся немедленно. В полиции ты будешь говорить по-другому. Мы тебе сумеем развязать язык!
Я была очень спокойна. Оделась и стала прощаться с Люсей (моей второй дочерью). Ни она, ни я не плакали, хотя было очень тяжело и слезы навертывались на глаза.
З. снова заговорил мягко и вкрадчиво:
— Вот видите, к чему приводит ваше упорство! Вы губите сразу двоих детей: одну обрекаете на скитания, а вторую — на голодную смерть. Подумайте об этом, время еще есть.
Я снова повторила, что ничего не знаю. Он поднялся и приказал следовать за ним, пригрозив:
— Посмотрим, что вы скажете нам в полиции.
Мы вышли. На дворе поднялся ветер: мокрый и колючий снег залепил лицо. Все улицы и закоулки города я хорошо знала. У меня мелькнула мысль о бегстве, но, вспомнив о Люсе, я твердо пошла вперед.
В полиции меня обыскали, зарегистрировали, затем повели в кабинет к начальнику.
Кабинет был ярко освещен. За столом, в большом кожаном кресле, развалившись, сидел начальник. На столе лежали плети: толстые, тонкие, широкие, как ремни, со свинцовыми наконечниками. Слева от начальника сидел З. и заискивающе улыбался.
У дивана стоял Земнухов. Он был без очков и казался больше обычного сутуловатым. Глаза красные, веки сильно воспалены. На лице ссадины и кровоподтеки. На полу лежало его пальто. Вся одежда на нем была в крови, рубашка на спине прилипла к телу. На полу краснели большие кровавые пятна. Эта картина произвела на меня страшное впечатление. Я сжала кулаки и невольно сделала шаг назад.