Бородач почесал кудлатую голову и, подозрительно разглядывая фигуру студента, поинтересовался:
– А ентот, что в кожане? Комиссар?
Проклиная про себя хиппующего Бурцева, я возразил:
– Какой комиссар? Это пацан – племяш мой. Ему еще зимой, на именины, обнову подарили. Вот и форсит…
– Оружие есть?
– Вы что? Откуда у нас оружие? Мы законопослушные люди!
Мужик еще раз как-то оценивающе посмотрел на Серегу и задал совсем некорректный вопрос:
– А деньги есть?
Мне столь странный подход совсем не понравился. Обычно селяне, встреченные нами в пути, были гораздо более дружелюбными и не столь борзыми. А этот бирюк, живущий на отдаленном хуторе, ведет себя довольно странно. Не зря чувство опасности у меня ворохнулось, как только увидел сего персонажа. Но так – слабенько. Гораздо меньше, чем когда я на аэродром собрался идти. Ладно… не в степи же в самом деле ночевать? Погода не та. А мужика мы всегда разъяснить сумеем. Поэтому, не меняя приветливо-просящего выражения лица, ответил:
– Немного есть. За ночлег заплатить хватит. Ну и если ужином угостите, так вообще хорошо будет…
Бородатый ухмыльнулся и, буркнув под нос: «Кожан хорош…» – приказал:
– Ждите здеся. Я щаз.
После чего ушел в дом. Интересно, куда он двинул? За свечкой, что ли? Обдумать мысль не успел, так как появившийся в проеме хозяин приказал:
– Ходи сюда.
Пройдя в хату мы, подталкиваемые бородатым, вошли в комнату. А там, за столом, сидели еще двое. Несколько свечей давали неплохое освещение, поэтому разглядев не только их заросшие рожи, но и убранство стола, на котором, помимо продуктов, стояла бутыль с чем-то мутным, я восхитился:
– Хорошо сидите!
Один из сидящих отрезал:
– Не про твою честь! – и, обращаясь к собутыльнику, заметил: – Во! Гляди, Ляксей, какой дён сёдня рыбный! После полудни один приперси. К вечору еще парочка появилась. Ну тот-то понятно – краснопузый. А енто шо за птицы?
Блондинистый Ляксей лишь криво улыбался, глядя на нас, зато хозяин пояснил:
– Гуторят, шо путники. На постой просились. Но ты, Мирон, глянь, кака на сопляке справная одёжка.
Ошарашенный студент молча слушал беседу, но как только речь зашла об его обнове, встрепенулся:
– Не отдам! Хоть убейте!
Мирон покладисто согласился:
– А и убьем. – После чего откинул тряпицу, прикрывающую лежащий на столе наган, и, схватив револьвер, подскочил к нам, заорав:
– А ну сымай кожан, паскуда! Сымай, покеда не пристрелил!
Все его внимание было сосредоточено на Сереге, а от меня он почему-то никаких действий не ожидал. Да и чего тут ожидать – тут, как я понял, принято бояться «человека с ружьем» и выполнять все его требования.