— Она по-прежнему занимается своим туберкулезом, я знаю, — сказала Мира. — Смотрела ее интервью с Чарли Роузом.
— О да, она мечтала дать ему интервью, — рассмеялась я.
Мира несколько секунд рассматривала меня, потом сказала:
— Ты здорово изменилась за это время.
— Годы терапии, — усмехнулась я в ответ.
Она улыбнулась и открыла ноутбук. Пока он загружался, я попросила:
— Расскажи, в чем дело.
Мира нервно выдохнула:
— Хотела рассказать тебе ночью, но передумала. — Она повернулась ко мне, впилась черными глаза ми. — Рассказать должны твои родители. Они в это ввязались — пусть и разбираются. Мне и так хватает.
Мира отвернулась к ноутбуку и снова застрочила в нем. Комментирует каждую строчку, отметила я. Хороший кодер. Папа бы одобрил.
Я уснула, откинувшись на неудобном кресле, и проснулась, когда шасси бабахнуло о посадочную полосу.
В Луизиане был уже разгар дня — мы летели больше четырех часов, плюс разница во времени. Вызвали такси. Мира назвала таксисту адрес.
— Назначили встречу в парке. На всякий случай, — сказала мне Мира.
— Мы не можем прятаться вечно. Когда-то нужно будет остановиться, — сказала я.
— Эта история тоже не вечная. Мы сейчас прямо в ее кульминации. В самом замесе.
— Расскажи хотя бы, с чего все началось, — попросила я.
Но она уже раскладывала ноутбук на коленях:
— Сейчас, закоммитится, и сразу начну.
Я откинулась на сиденье, разглядывала пейзажи американского юга: затопленные поля и болота чередовались с затопленными лесами. Где-то за горизонтом бушевал пожар. Из открытых окон до нас долетал запах дыма и гари, от которых першило в горле. В воздухе стоял плотный дым, из-за него солнечный диск светился молочно-жемчужным светом. Гигантские деревья плыли в его призрачных лучах, развевались на ветру свисавшие с деревьев космы. Я не знала, что это и как они называются. В такси висели шторки, закрывавшие окна до половины. Они заканчивались нитяными кисточками, которые задорно мельтешили от сквозняка. Я протянула руку и взяла одну кисточку — она оказалась мягкая, шелковистая.
Американский юг оказался таким, каким я его и представляла. Со всей тоской и грустью я захотела, чтобы мой первый приезд сюда был другим. Но опять я скрывалась, пряталась, как будто совершила что-то плохое. И злость на родителей, хорошо проработанная на сеансах психотерапии и благополучно заглушенная, снова обожгла меня с головы до ног. Опять я в опасности из-за того, что они когда-то что-то натворили.
— Был такой проект, «Божена», — сказала Мира, захлопывая крышку ноутбука. — При институте гинекологии… Не помню точно. В одном из НИИ