Андрей Анатольевич согласно промычал. Таня взглянула на часы на своем телефоне:
— Мне пора. Девочек забирать.
Он не пытался ответить в этот раз, кивнул.
Дочь вышла из палаты не попрощавшись, не сказала больше ни слов сочувствия, ни одобрения. Хмурая, уставшая от его поисков и от череды навалившихся на них проблем. Андрей Анатольевич снова чуть не расплакался от жалости к ней и от собственной беспомощности.
Однако, когда она ушла, плохое настроение потихоньку покинуло его, сменившись, по обыкновению, деятельным.
Он сгибал-разгибал пальцы рук и ног и, когда они стали реагировать достаточно хорошо, принялся сгибать-разгибать руки и ноги. Он поворочал головой, каждый раз отдыхая, когда перед глазами начинали мелькать разноцветные пятна и к горлу подкатывала тошнота. Потом сделал гимнастику для глаз: вправо-влево, вверх-вниз, зажмуривался и рисовал глазами круги и квадраты. В глазах прояснилось. Предметы больше не мигали разноцветными пятнами, остались только тени, иногда выхватываемые периферийным зрением. Но тени — это всего лишь тени, они не мешали и тем более не причиняли вреда. Он привык к ним за несколько лет и давно уже не обращал на них внимания. В тело возвращалась бодрость, словно вместе с раствором из капельницы ему вливали жизненную силу.
Хранитель стал гадать, что упустил на этот раз. Список из тридцати семи адресов закончился. Он висел на стене его комнаты в квартире дочери. Раньше он жил в коммуналке на Кирочной, но, когда приступы участились, переехал к дочери на Гражданку. В новый дом в спальном районе, огороженный высоким забором, с собственным сквером и детской площадкой. При входе на территорию сидел охранник, а в парадной — любезная консьержка, каждый раз интересовавшаяся самочувствием Андрея Анатольевича. Ее звали Антониной Петровной, у нее были крашеные светлые волосы и яркая помада. Она выходила из своей каморки, и они болтали о погоде и книгах. В теплое время года он помогал ей высаживать незабудки и фиалки на газоне перед парадной.
— Когда поженитесь? — смеялась Таня.
Андрей Анатольевич улыбался в ответ. У него было гораздо более важное дело.
За эти пятнадцать лет он искал везде: в спальных районах и в центре, в подвалах, полуподвалах и на цокольных этажах, на подземных парковках. Он обыскивал аварийные дома и ветхие домики в парках, был на действующих и заброшенных заводах. Несколько раз приходил в институт, но ему сказали, что в подвале теперь размещается собственная институтская лаборатория. Благодаря старому знакомству с гардеробщицей, которая работала там бессменно двадцать лет, ему удалось войти внутрь. Но там оказалась действительно лаборатория, ничего особенного: оборудование, барабаны и колбы с кровью. Несколько раз он искал в Ленобласти: в Гатчине, Выборге. Но каждый раз поиски приводили его в лучшем случае в офис, в худшем — в подвал со шмыгающими крысами.