– Это и к лучшему, я не желаю, чтобы ты меня обнимал. Я вообще не хотела сюда приходить, но, видно, без этого не обойтись. Но раз уж я здесь, послушай, что я хочу тебе сказать...
– Мерседес, твой отец болен, – сказала из гостиной Женуина.
– Ах, он болен? Какая жалость! И поэтому ты считаешь, что мы должны его жалеть? А он нас хоть раз пожалел? Скажи! Родриго, сколько раз мы с тобой лежали больные в этом доме? И мы мучились не только от жара, но и оттого, что у нас не было отца. Хуже того, мы ещё больше страдали от мысли, что он сам не желает с нами знаться. Нам было гораздо легче без тебя, понимаешь? Нам было проще объяснять это окружающим. Мы с матерью считали тебя героем, которому не повезло и который теперь стыдится своей неудачи. Правда, я сама никогда в это не верила, я только делала вид, что верю... чтобы людям не хотелось нас жалеть...
– Поверь, я понимаю тебя, я сам чувствовал то же самое. – Диего протянул к дочери руки.
– Ты никакой не герой! Ты никогда им не был! Этот красавец с лицом властелина мира, чьи фотографии показывала нам мать, существовал только на картинках! А на самом деле ты именно такой, каким я вижу тебя сейчас. Ты просто жалкое ничтожество!
– Я не позволю, чтобы она так разговаривала с ним. – Женуина хотела войти в спальню, но Аугусто удержал её
– Дона Жену, подождите… Простите, я понимаю, что это не моё дело, только… Насколько я знаю Мерседес, а я, кажется, знаком с ней достаточно хорошо... Если она не выскажет всё, что у неё наболело, от этого будет только хуже. Кроме того, она сейчас вообще слишком взвинчена, это можно понять, правда?
– Теперь, когда все твои мерзости похоронили вместе с Манэ Бешигой, ты решил, что я должна принятие тебя здесь? Что я должна тебя любить? С какой стати? – Мерседес смотрела на Диего ледяным взором, ожидая ответа.
– С какой стати? Потому что, хочешь ты этого или нет, но я всё-таки твой отец! И когда ты разговариваешь, твои глаза блестят точно так же, как мои. И это злобное высокомерие ты тоже унаследовала от меня. И в жилах ребёнка, которого ты сейчас носишь в своём чреве, тоже течёт моя кровь. Он будет называть меня дедушкой. Да, возможно, я слаб, как ты говоришь… Возможно, я ошибался, наделал в жизни много глупостей. И, в конце концов, из-за этого больше всего пострадал я сам, Мерседес. Потому что всё это время, все эти годы я по своей собственной воле был лишён общения с самыми дорогими и важными для меня существами – с твоей матерью, с твоим братом и с тобой, моя испанская куколка!
– Это мы уже слышали! Считай, что знакомство состоялось.