– Нита! – совсем близко прозвучал голос Ковита. Послышался хруст стекла. – Ты в порядке?
Нита кивнула – не хотела открывать рот, чтобы в него не попало стекло. Она почувствовала, как руки Ковита сомкнулись на ее запястьях, и он помогает ей подняться. Пошатнувшись, она встала на ноги и ощутила, что он чем-то стряхивает осколки стекла с ее волос. Затем этот предмет с лязгом упал на пол.
– Теперь можешь открывать глаза, – мягко сказал Ковит.
Нита так и сделала. Все помещение было в крови и осколках. Ими было усыпано и все ее тело.
Нита оглянулась на разбитую стенку камеры. По крайней мере, она больше никогда не вернется в эту тюрьму.
Ковит действительно плохо переносил боль.
Когда Нита в секционном зале промывала его рану дезинфицирующим средством, он заскулил и вцепился пальцами в край стола. Растрепанные волосы спадали на залитое кровью лицо и прилипали к нему.
Нита уже переоделась в чистую одежду, которую нашла в соседней комнате. На ее старых вещах было очень много осколков, и она боялась, что они могут попасть в рану Ковита, когда она будет наклоняться и наносить швы.
Когда игла вошла в кожу первый раз, Ковит тихо застонал. Маленькое острие встретило небольшое сопротивление, но Нита не останавливалась. Прежде чем начать, она вымыла руки в раковине, но уже через несколько секунд они снова стали кроваво-алыми.
– Я удивлена. Я всегда думала, что занни более устойчивы к боли, – сказала Нита, пытаясь завести разговор, чтобы хоть как-то отвлечь Ковита.
– Моя устойчивость к боли прямо пропорциональна тому, когда я в последний раз питался болью и сколько ее потребил.
Нита перестала шить и уставилась на него.
– В самом деле?
Его глаза были закрыты, брови нахмурились.
– Да.
Что ж, это интересно.
Она продолжила зашивать и спросила:
– Почему так?
– Не знаю. – Его дыхание было прерывистым, под глазами залегли темные круги. – Я не ученый. – Он облизнул губы. – Но…
– Что?
– Я думаю, это связано с голодом. – Ковит замялся. – Ты знаешь, что происходит, когда занни не ест боль?
– Нет, – орудуя иглой, ответила Нита.
– Голод для нас… он не такой, как у людей. Нам становится больно. Сколько бы боли мы ни причинили в последний раз, мы начинаем чувствовать ее сами. Сначала слабо, затем все сильнее и сильнее, а если мы все так же не едим, она становится всепоглощающей и усиливается до тех пор, пока что-нибудь, обычно сердце, не выдерживает напряжения.
Нита остановилась и посмотрела на него: его лицо исказила гримаса боли.
– Это не очень хороший исход, – наконец сказала она.
Ковит пожал плечами и поморщился.