Однажды рояль исчез. Вместо него появилось полированное пианино «Беларусь» и новые сапоги. Сапоги у мамы, сапоги у папы и сапоги у Инночки…
Конечно, пианино тоже издавало какие-то звуки. Но чудо исчезло. С таким же успехом можно было бы включить старенький проигрыватель «Аккорд» или, скажем, радиоточку. А самое главное — перестала происходить метаморфоза с мамиными руками. Пластмассовые клавиши «Беларуси» нажимались с трудом. И мама перестала играть.
У Леши руки были такой же формы, как у мамы. Пальцы, пожалуй, даже подлиннее, чем у самой Инны.
Она скосила глаза на свои руки. Да, подлиннее.
Заметив, как пристально мать смотрит на его руки, Леша машинально спрятал их в карманы. Инна улыбнулась и отвернулась к окну.
— Ишь ты, — Николай Павлович первым нарушил тишину — с того момента как машина тронулась, никто еще не произнес ни слова, — и сюда добрались желтозадые.
Все вопросительно посмотрели на него.
— Реклама — сплошная Корея, — продолжал он. — Как будто у нас своих, отечественных производителей нет. Тьфу! До чего страну довели, сволочи!
И действительно, вдоль дороги стояли огромные щиты с рекламой корейских фирм.
— Они эти щиты на корню закупили, — авторитетно объяснил таксист. — Еще когда Шереметьево-2 только строили.
— Скоро они всю Россию на корню скупят, — пробурчал старик и снова погрузился в молчание.
Машина подпрыгнула на ухабе. Потеряв равновесие, Инна всем телом навалилась на Лешу, а тот в свою очередь на Надю.
— Ой! — вскрикнула она от неожиданности. — Лешка, ну осторожней, платье помнешь.
Инна отодвинулась от сына:
— Извини.
— Ничего, — продолжая глядеть на дорогу, ответил Леша.
«Он меня почему-то стесняется, — подумала Инна. — А может, это только поначалу? Ничего. Привыкнет».
Она пошевелила пальцами ног. Надины золотые босоножки не то чтобы жали, а были какие-то неудобные. Жесткая кожа врезалась в ступни, а коленки из-за высоких каблуков пришлось подтянуть чуть ли не к подбородку. Все это было очень неудобно. Но главное…
Когда Инна увидела на ногах невестки эти ужасные, безвкусные босоножки, она вдруг вспомнила, как сама тоже была обладательницей точно таких же. «Стоп! — сказала она себе. — Я приехала в Москву. На свадьбу сына. Прошло уже почти двадцать лет. Пора бы уже забыть…»
Легко сказать «забыть». Особенно то, что мучило тебя многие годы, приносило горькое чувство стыда и боли, которое неожиданно, в самый неподходящий момент, заставляло краснеть и опускать глаза.
— Видимо, ты нездорова, — говорил Тэд в такие минуты. — Выпей аспирин и приляг.
Инна пила аспирин и ложилась. Просто потому, что можно было, уткнувшись в подушку и закрыв глаза, дождаться, пока воспоминания, вдруг всплывшие в ее памяти, не прокрутятся снова, не оживут со всеми подробностями и деталями и не иссякнут, не уйдут в глубины памяти, чтобы потом снова всплыть через полгода. Милый, тактичный и внимательный Тэд! Как я тебе благодарна за то, что ты никогда не задаешь лишних вопросов, а предлагаешь лекарство от воспоминаний — аспирин, диван и одиночество…