Носители нужды, беды и боли…
Гнет, рабство дней былых,
Царившие повсюду, —
Я с детства помню их,
Вовеки не забуду.
Безмерность ласки в материнских взорах,
Мечты подростка, их наивный лепет,
И первый бег в раскрывшихся просторах
И первых вешних листьев в роще трепет…
Но рабство дней былых,
Царившее повсюду,
Заткало болью их.
Его я не забуду.
Го-го-го!
Эй, да где же ты, Янко?
Помню твой, Янко Юрчук,
Зычный зов. За звуком звук
Вдаль уносится с утра:
«Работяги, в путь пора!»
А из «работяг» старшой
Был ровесником со мной.
Младший был и вовсе мал,
Но топор и он держал.
Как сегодня, вижу вас:
По дороге в ранний час
Вы идете в дальний бор —
Хлеб в суме, в руке топор.
Хлеб не на день — дней на пять:
В чаще жить — там негде взять.
Там с зари и до темна
За березою сосна
Наземь рушится. Ваш бой
С ними длится день-деньской.
И топор в руках весь день, —
Знай, теши, забудь про лень!
И на хвое в поздний час
У костра ждет ужин вас,
В шалаше вам на ночь ель
Стелет мягкую постель.
Спят отец и сыновья,
С ними сплю подчас и я…
По неделям с вами жил.
С топором и я дружил
По неделям в дождь и в зной
На прогалине лесной.
В недород вы прочь с земли
В город вслед за мной ушли,
И, как я (шел пятый год),
Ждали вы: рассвет придет.
Ждали — и не дождались…
Го-го-го!
Эй, отзовись!
Но меня учил отец —
Всем путям сужден конец.
Знаю — зов напрасен мой,
Не дойдет он до Янко —
Он навек обрел покой
Под землей, неглубоко…
Го-го-го!
Безответный зов души,
Замер крик в ночной тиши.
Память я твою зову,
И она со мной, жива:
Облик твой, твои слова,
Весь ты — рядом, наяву.
Водишь ты моей рукой
По бумаге в час ночной,
И, когда себе я сам
Не один вопрос задам
(Что ответить — да иль нет), —
Ты подскажешь мне ответ.
Рядышком с нами живет бедняк.
Друг мой Олесько, бос, полунаг.
Мы неразлучны — еврей и поляк.
Смерти отец его старый ждет.
На чердаке он, как голубь, живет.
Сестры растут словно дикий осот.
Где-то царю служит старший брат.
Шестеро дома осталось ребят.
Пара одров, да корова, да сад.
И на клочке песчаной земли
Роются тщетно соседи мои.
Кони с Олеськой — кормильцы семьи.
Возит дрова он дорогой лесной,
Жжет его холод и жжет его зной,
Вязнет в грязи по ступицы весной.
Порожняком он едет назад,
Сядет попутчик — то-то он рад:
Булки ломоть — для голодного клад.
Едут и едут. Уж ночь близка,
Колкие елки грустят у лужка.
Песня проснулась в груди паренька.
Песню Олесько поет в полумгле,
Ту, что я слышал не раз на селе —
Песню о порабощенной земле.
Если б вы спросили: «Да кому на свете
Надобны простые имена — вот эти?»
Хоть вопрос нелегкий задали вы строго,
Думаю — ответ мой тронет вас немного.