Великолепная дача в получасе езды от МКАДа и неподалеку от знаменитой дачи Александрова и Орловой. С обилием комнат и террас, с итальянскими колоннадами, беседками, ротондой для приготовления шашлыка и барбекю, с огромным количеством разнообразной роскошной мебели, с сауной и бассейном, с собственным прудом и пляжиком золотого песка, с настоящей бильярдной. И множеством еще разнообразных «с». Была еще задумка сделать кегельбан, но она так и не превратилась в замысел.
Тридцать лет назад дача Эолова арфа считалась одной из самых роскошных в Подмосковье, даже лучше, чем у Орловой и Александрова. Но девяностые потихоньку, а потом и стремительно стали уменьшать и уменьшать статус имения Незримовых, в округе росли дворцы нуворишей, значительно роскошнее, а в новом тысячелетии там и сям появились такие, что и Версаль, по новому противному выражению, нервно курит в коридорчике.
Но в большинстве случаев новые архитектурные сооружения брали только богатством, но не изяществом, а Эолова арфа оставалась изысканной дачей. Изумрудные лужайки окружали двухэтажный дворец, по ним бегали три любимца леонбергера — Люмьер, Мельес и Гриффит, бывшие когда-то чудесными медвежастыми щенками, доверчивыми и пугливыми.
А этот гражданин Кейн взял да и произнес свое «Роузбад»! И их дача Эолова арфа вдруг превратилась в мрачный замок Ксанаду из неувядаемого шедевра Орсона Уэллса с его потрясающим глубинным кадром.
— Нет, — сердито произнесла Марта Валерьевна, — не Ксанаду. А особняк Нормы Десмонд на бульваре Сансет. В котором лежит мертвый шимпанзе.
Она медленно подошла к кораблю Эоловой кровати, посмотрела на лицо мужа, стараясь найти в нем сходство с усопшей обезьяной из знаменитого фильма Билли Уайлдера. Сходство если и проглядывалось, то лишь если этого очень захотеть. Плешивое, жалобное лицо, страдальчески закрытые наглухо ставни глаз, но все еще человек, а не заявивший о себе покойник. и уж никак не шимпанзе. Марта Валерьевна схватила шелковый халат мужа и накрыла им его, чтобы не видеть этого предательского лица. В раздумье, что же ей делать, с чего начать, медленно прошествовала по обширной спальне и вновь вернулась к «стене плача», к афише «Разрывной пули», к смутно наметившемуся ритуалу, с которого, должно быть, и следовало начинать действовать.
Она внимательно, как никогда раньше, вперила взгляд в афишу, довольно безвкусную и нелепую: персонажи фильма с глуповатым видом как будто разлетались в стороны от морского ежа, помещенного в середину афиши и назначенного изображать взрыв. По верху: «РАЗРЫВНАЯ»; по низу: «ПУЛЯ». В беспорядке разбросанная муравьиными буковками информация: