»
[9] встал с открытым ртом, держа в руках ручку, которой он только что спустил металлические жалюзи. Мок, сверкая инекспримаблями, ворвался в подъезд, в котором, к счастью, была еще действующая торговля. Потный и раздраженный продавец объяснял что-то повышенным голосом какой-то даме, которая предъявляла жалобы на качество трубочного табака для мужа.
— Дайте мне, господин, — крикнул Мок субъекту, — какой-нибудь длинный шнурок, но cito![10]
— Что значит cito! — усмехнулся субъект. — Это не аптека! Cito ему захотелось! Cito это можете сдать свои штаны в химчистку, если в них насрать! О, простите, пани…
— Уж ты, свинья! — воскликнул Мок и схватил за горло изумленного продавца, а рваные брюки совсем сползли с его бедер к возмущению дамы, покупающей табак. — Ты когда-нибудь видел такое удостоверение, придурок?
И затем он полез в карман пиджака. Внезапно он понял, что его сегодня ночью ограбили и что у него нет при себе никакого удостоверения.
Перепуганный субъект вырвался от Мока и отступил в подсобку, чтобы поискать шнурок. Полицейский остался в этой гротескной позе — наполовину лежа, наполовину сидя на прилавке, — а перепуганная дама сочла, что претензии мужа необоснованны, и покинула торговлю. Когда продавец появился с толстым шнурком, которым минуту назад были связаны мешки, Мок улыбнулся и поблагодарил. Улыбка была вынужденной. Моку было не до смеха.
Бреслау, суббота 30 июня 1923 года, половина восьмого вечера
Ему было не до смеха и несколько минут спустя, когда он поднялся на последний этаж дома и был двумя патрульными впущен в квартиру. Несмотря на то что он натянул пиджак, чтобы заслонить дырявые брюки, висящие на подтяжках из шнурка, ему все равно не удалось избежать иронических и язвительных комментариев зевак, которых собралось на лестничной клетке слишком много.
Окна квартиры выходили на запад. Таким образом, все три комнаты и кухня залиты были заходящим солнцем, а воздух дрожал от скрежещущих звуков, которые выдавали трамваи, останавливающиеся под зданием Краевого Дома, блеск вливался также в прихожую и освещал потного дежурного городового в мундире, который стоял у входных дверей и указал комнату, из которой доносились громкие голоса. Мок вошел и схватился за нос и рот. Это был защитный рефлекс от резкой вони, которую не мог развеять нагретый воздух, поступающий через окно.
Мок огляделся по комнате, чтобы узнать источник вони, которую он сразу определил как запах мочи. Ее источником мог быть только человек — живой или мертвый. В помещении, обставленном, как типичный кабинет, не было ни одного трупа и аж целых три живых существа, не считая Мока. Летал большой, жужжащий шершень. Кроме него в комнате находились два живых человека, которые кричали друг на друга. Он сделал быстрый анализ. Шершень, конечно, не был источником запаха. Криминальный советник Генрих Мюльхауз, несмотря на различные экстравагантности, определенно не мочился прямо в штаны, поэтому непреодолимая вонь, должно быть, исходила от человека в инвалидной коляске. Мюльхауз не производил впечатления, будто ему эта вонь как-то страшно мешала, что Мок тут же объяснил своей абстиненцией. Сам быстро сглотнул слюну, чтобы остановить рвотный рефлекс. Он кивнул начальнику криминального отдела.