Из-за постоянных телефонных звонков сосредоточиться за пишущей машинкой оказалось просто невозможно. Звонили главным образом журналисты, желавшие поговорить с Вулфом или, за неимением его, хотя бы со мной. В конце концов пришлось попросить Фрица снимать трубку и давать всем от ворот поворот. Мне он переадресовал один-единственный звонок из офиса окружного прокурора. Только представьте, они имели наглость попросить меня приехать к ним якобы что-то уточнить! Я ответил, что занят: рассылаю резюме работодателям и изучаю объявления о трудоустройстве, – словом, никак не могу позволить себе впустую растрачивать время. Через полчаса Фриц вновь переключил телефон на меня. На этот раз дал знать о себе сержант Пэрли Стеббинс. Он был изрядно зол и принялся ругать Вулфа: дескать, тот не имел права сообщать всем подряд новость о лишении его лицензии, ведь пока это все неофициально. Затем он мрачно поинтересовался, где я рассчитываю очутиться, отказавшись сотрудничать с окружным прокурором по делу об убийстве, особо подчеркнув, что труп обнаружил я. Сержант предложил мне выбирать из двух вариантов: быстренько примчаться в управление самому или же подождать, пока за мной не пришлют машину и не приволокут туда как миленького. Я подождал, когда он выдохнется, и спокойно ответил:
– Послушай, дружище, я вроде не слышал, чтобы наш город переименовали в Москву. Если мистер Вулф хочет оповестить всех о том, что он остался без работы, в надежде, что кто-нибудь пустит шляпу по кругу или предложит ему место портье, то это его личное дело. А относительно моего сотрудничества, идите вы к черту! Вы и так повесили на меня обвинения по двум статьям, и по совету адвоката и своего врача я остаюсь дома, принимаю аспирин и полощу горло сливовым соком с джином. Если вы припретесь сюда – не важно кто, – без ордера на обыск вы не войдете. А если явитесь, чтобы обвинить меня в чем-нибудь еще, скажем в жестоком обращении с животными, поскольку я открыл окно в комнате с обезьянкой, то можете либо ждать на крыльце моего выхода, либо расстрелять дверь, это уж как захотите. А теперь я вешаю трубку.
– Черт, да послушай ты минуту!
– До свидания, ты, полный придурок.
Я положил трубку на рычаг, посидел с полминуты, успокаиваясь, и снова принялся печатать. Незадолго до полудня меня вновь оторвали от работы, на этот раз Вулф. Он сидел за своим столом и анализировал комиксы об Ослепительном Дэне. Внезапно услышав свое имя, я развернулся к нему:
– Да, сэр?
– Взгляни-ка на это.
Вулф пихнул лист «Газетт» по столу, и я встал и взял его. То был эпизод из воскресного приложения четырехмесячной давности: цветной, на полполосы. На первой картинке Ослепительный Дэн катил на мотоцикле по проселочной дороге мимо придорожного знака с надписью: