– Мне правда нравится, – настаивала я. Получить от Трея что-то, сделанное его руками, было для меня гораздо ценнее любого подарка из магазина; но я понимала, что мне не разрешат взять шкатулку с собой в Шеридан.
– Слушай, – сказала я, не желая, чтобы между нами перед расставанием оставалась ложь. – Думаю, стоит сыграть с Вайолет на вечеринке. Я уже размышляла над этим, другого выхода нет. Следующее новолуние – в конце января, и Миша останется здесь одна.
Трей кивнул и посмотрел себе под ноги.
– Я знаю, я знал, когда мы обсуждали это прошлой ночью, что ты попытаешься это сделать. Просто… будь разумнее. И если что-то случится и тебе нужно будет со мной связаться, можешь позвонить в мою школу и сказать, что ты – моя тетя Нэнси. Она моя родственница со стороны Уолтера. Они могут попросить тебя сказать код доступа, я его не знаю, но код выбирала моя мама, так что, скорее всего, это слово «бирюзовый» – это ее любимый цвет, она использует его в качестве пароля практически везде.
– Поняла, – заверила я Трея. Затем я потянулась через забор, и мы снова поцеловалась, на этот раз дольше, потому что знали, что это, вероятно, был наш последний поцелуй на долгое время.
Как мы с Треем и ожидали, утром воскресенья родители не предоставили нам второго шанса на прощание; я услышала, как поднимается автоматическая дверь гаража Эмори, еще до того, как встала с кровати. Я скинула одеяло и прибежала в гостиную как раз вовремя, чтобы отодвинуть занавески и увидеть заднюю часть машины мистера Эмори, замедлившуюся на углу. Я наблюдала, как дистанция между Треем и мной увеличивалась, пока машина исчезала из вида, и у меня было ощущение, что кровь вытекает из моего тела. В груди было пусто. Я не знала, когда снова увижу Трея или (в зависимости от обстоятельств в канун Нового года) увижу ли его вообще.
Затем, когда я услышала Мод, бежавшую по коридору в комнату мамы, у меня снова забегали мурашки по коже головы, и я догадывалась почему. Я должна была увидеть дневник матери Трея, и у меня была идеальная возможность попытаться его найти, пока вся его семья была в отъезде, провожая его в школу. И все же я попыталась бороться с желанием залезть в дом Трея. Он ясно дал мне понять, что не отдаст дневник, потому что тот был дорог его матери и она могла заметить его пропажу. Залезть в дом Эмори было нарушением не только закона, но и судебного постановления. Но покалывание не прекращалось. Я должна была увидеть тот дневник; там было что-то очень важное. Еще не было семи часов, и я могла предположить, что мама останется в постели еще час или чуть больше, прежде чем встать, поскольку было воскресенье. Я быстро оделась и натянула ботинки на ноги. Кипя от ненависти к себе, я проскользнула через заднюю дверь, спустилась по лестнице с крыльца на траву, открыла калитку и вошла во двор Трея, где обнаружила, что выдвижная дверь его дома не заперта, как я и догадывалась.