– Вы забываетесь, унтер.
Прозвучало холодно и грозно. Достаточно грозно, чтобы любой мертвец на месте Дирка счел бы за лучшее заткнуть собственный рот, хоть бы и кулаком. Но Дирк был единственным мертвецом, разделившим с тоттмейстером Бергером трагедию и триумф его последнего боя.
Пустота – понял Дирк – вот что роднило их сейчас, человека и мертвеца, командира и солдата, героя и чудовище.
Пустота поля, над которым уже отгрохотал бой. Оставившая только горький вкус пороха и понимания.
– Мы связаны, мейстер. Вы хозяин, а я всего лишь безвольный раб вашей магильерской силы, ходячий мертвец. Но иногда даже слуга может подслушать, о чем говорит его господин. И я услышал, о чем говорит ваш разум сейчас.
Тоттмейстер Бергер кивнул:
– Магильерская мысль – странная штука, унтер. Она дает единение живой и мертвой материи, но водораздел между ними делается все тоньше и тоньше с каждым годом. Вы всегда были прозорливы, Корф, и я рад, что определил вас к «Веселым Висельникам».
– Ваша мысль – это цепь, мейстер. Она приковывает меня к вам, но и вас ко мне.
– Звучит немного претенциозно, но вполне отражает суть. – Тоттмейстер Бергер одобрительно хлопнул Дирка по плечу. – Граница между живым и мертвым подчас бывает необычайно зыбка… Тот, кто долгое время командует мертвецами, рано или поздно начинает теряться в звеньях этой самой цепи. Кто мертв, а кто жив? Я вместилище двух сотен мертвецов или «Висельники» – отражения меня? Над кем из нас сильнее подшутила Госпожа?..
– Мы одно целое?
– В некотором роде, унтер, в некотором роде. Во мне – все вы. Во мне – простодушие Классена, педантичность Тоттлебена, напористость Клейна, садизм Варги, преданность Шеффера, гордыня Мертвого Майора и ярость Эшмана.
– А что вам досталось от меня?
– От вас мне досталось самое худшее, Корф. Ваша отвратительная вера в человечество. Ваша больная ноющая совесть, слабая и трусливая. Сколько же хлопот она мне принесла…
– Мне от нее тоже порядком досталось.
– Значит, я жажду кары, а?
– Так точно, мейстер. Несмотря на все то, что вы сказали оберсту, вы не можете простить себя за то, что обрекли на смерть полторы тысячи человек. Вы можете придумать множество подходящих оправданий и еще больше уместных доводов. Даже полевой трибунал, заслушав ваши доводы, освободит вас, а то и назовет надеждой Германии. Но вам не нужен суд. Вы ищете не справедливости, но наказания… Вам некуда скрыться от мысли о совершенном. Вы убили множество людей. С благой целью или нет, собственными руками или чужими – все это неважно. Вы уже поняли, что не сможете дальше жить с этой мыслью. Как мир фон Мердера оказался разрушен, столкнувшись с чем-то, что не могло уложиться в него, так и ваш дал трещину. И вы понимаете, что заделать ее не удастся. Подвиг, который вы готовили, уничтожил и своего создателя. Вас.