– Браво! – со всей серьезностью поздравил его бродяга. – Как обезьяне удается заслужить банан, так и ты заслужил смену контекста.
– Ох уж это менторское чванство, – невозмутимо парировал Марвин. – Что дальше, прохвессор?
– Нам вон туда, – указал бродяга. – В салун с дурной репутацией.
– Ура! – вскричал Марвин и прошел, виляя худыми бедрами, через распашные двери.
В салуне на него накинулась особа женского пола, вцепилась в руку. С улыбкой нарумяненного барельефа уставилась в глаза.
– Пойдем, малыш, со мной наверх, – взмолилась эта кошмарная ведьма. – Всласть повеселимся, вдоволь развлечемся!
– Забавно отметить, – сказал бродяга, – что этой маской даму наделил Обычай. Тех, кто торгует удовольствием, он обязывает изображать веселье. И это жесткое требование, друзья мои, не распространяется на другие профессии. К примеру, жене рыбака дозволено ненавидеть селедку, овощевод может иметь аллергию к репе, а мальчишке-газетчику простительно невежество. Даже святым мученикам не обязательно блаженствовать под пытками. И только скромные продавцы наслаждений вынуждены, подобно Танталу, вечно ждать недосягаемого пиршества.
– Дружок-то твой, гляжу, шутник изрядный, – отреагировала мегера. – Но ты, малыш, мне больше по вкусу, я от тебя вся таю.
На шее у фурии висело ожерелье: миниатюрный череп, пианино, стрела, детский башмачок, желтый зуб.
– Что это? – поинтересовался Марвин.
– Символы.
– Символы чего?
– Идем наверх, сладенький, там узнаешь.
– Таким образом, – назидательно продолжал бродяга, – мы имеем подлинное, неопосредованное противоборство с пробужденной женской природой, перед которой наши мужские фантазии – не более чем детские игры.
– Ну давай же! – восклицала гарпия, и ее дряблая туша корчилась в вожделении, еще более жутком оттого, что оно было притворным. – Поднимемся наверх и ляжем в постельку! – вопила она, тесня Марвина грудями, размером и упругостью схожими с пустыми переметными сумками монгольского воина. – Я тебе такое покажу! – орало это чудище, обхватывая бедра Марвина своей ножищей – тяжелой, бледной, грязной, варикозной. – Мою любовь, детка, – провыла ведьма, – ты до самой смерти не забудешь. – И прижалась к нему причинным местом, твердым, как лоб тираннозавра.
– Я… это… страшно благодарен, – промямлил Марвин, – но сейчас, по-моему, не самое подходящее время…
– Ласки моей не желаешь? – изумилась гарпия.
– Ну, если честно, не могу сказать, что желаю.
Бабища уперла кулаки-кувалды в бедра-барабаны:
– Ну вот, дожилась! – Впрочем, дьяволица сразу смягчилась. – Не чурайся сладостных фимиамов лупанара Венеры! Превозмоги, сударь, недостойное мужчины малодушие! Давай же, милорд! Труба зовет – пора в седло запрыгивать и гнать во весь опор!