Сильвио хотел что-то сказать, но не сумел издать ни звука. Он чувствовал, что нити расследования ускользают из рук.
– Это цвет, который Моне изгнал из своих картин и которым никогда не пользовался. Цвет, являющийся отрицанием цвета, но в то же время сочетанием всех остальных цветов вместе взятых.
Сильвио молча корябал что-то у себя в блокноте.
– Черный, инспектор! Это черный цвет! Рассказывают, что за несколько дней до кончины, в начале декабря 1926 года, поняв, что ему осталось недолго, Клод Моне их все-таки написал!
– К-кого? Ч-ч-что? – заикаясь, произнес Бенавидиш.
Гийотен его не слушал.
– Вы понимаете, о чем я вам говорю, инспектор? Моне увидел свою смерть в водном отражении кувшинок и запечатлел ее на холсте. Он написал «Кувшинки». Черные!
Рука Сильвио, сжимавшая перо, бессильно упала. Вряд ли он сумеет еще что-нибудь записать…
– Ну, что скажете, инспектор? – спросил хранитель внезапно севшим голосом. – «Черные кувшинки»… Как черные георгины…
– А эта история… Ей есть документальное подтверждение?
– Нет. Разумеется, нет. Разумеется, никто и никогда не видел «Черные кувшинки». Это всего лишь легенда.
Сильвио потрясенно молчал. Чтобы сказать хоть что-то, он спросил:
– А детей Моне писал?
41
Я смотрела на Стефани, стоящую возле окна в розовом доме Моне. Она походила на хозяйку колониальной усадьбы, наблюдающую за хлопочущими слугами.
Лоренс Серенак тоже спустился.
Безумцы! Полагаю, на этот раз вы со мной согласитесь. Идиоты! Разве можно вести себя так неосторожно? Стоят себе в доме Моне, прямо напротив шоссе Руа, у всех на виду. Накличете вы бед себе на голову!
До меня донесся треск мотора – «тайгер-триумф» сорвался с места. Стефани тоже слышала его, но у нее не было сил повернуть голову. Она задумчиво наблюдала за играющими в саду детьми. Она и правда очень хорошенькая, эта учительница. И умеет себя подать. Смотрите-ка, нарядилась гейшей – осиная талия и взгляд с поволокой. Такая кого угодно заставит потерять голову – полицейского и врача, женатого и холостого. Красотка!
Так пользуйся, дурочка, своей красотой. Она ведь не навечно.
Ребятня носилась вокруг клумб. Учительница мягко их увещевала.
Ясно, что ее мысли витали совсем в другом месте.
Что, милая, запуталась?
Да, ты поняла, что он настал, этот миг, когда твоя жизнь может пошатнуться. Ты прочитала это в глазах своего спасителя. Подумать только, он оказался полицейским! Обаятельным. Остроумным. Образованным. Готовым на все – в том числе на то, чтобы освободить тебя от цепей. От твоего мужа.
Сейчас или никогда. Так что же тебя удерживает?