— Ты такая смешная. Жаль, что я не знал тебя раньше.
— Почему?
— Я бы подарил тебе замечательный подарок на день святого Валентина. Помимо умения убивать, у меня есть еще один талант — выбирать безупречные подарки.
— Ты мог бы организовать свое ремесло, не стань революционером.
Смеюсь.
— Не думаю. Но у меня есть кое-что для тебя…
Не дожидаюсь ответа и лечу в спальню. Нахожу черный мешочек, перевязанный синей лентой. Возвращаюсь и передаю бархатный дар Валентине.
— Что это?
— На память.
Она достает блестящий кулон в виде двух дельфинов вокруг крупного сапфира. Подарок Ясмина.
— Я не могу принять… Слишком дорогой.
— Значит, помимо светлой памяти, он сможет прокормить тебя в тяжелое время…
Подмигиваю.
— Но?
— Прошу, возьми. Мне он не понадобится.
Она бережно прячет подарок в своей леопардовой куртке и на ее глазах появляются слезы.
— Глупая, почему ты плачешь?
— Я не плачу…
Валентина смущенно обманывает.
— Не верю, — стираю рукой ее слезы, — Не плачь, все хорошо. Ты в безопасности со мной.
— Я знаю.
Она такая чудная.
— Еще немного и я влюблюсь, — иронично произношу я.
Пищит галлограф.
Несколько минут пропадаю в душном разговоре с Ясмином.
Как он не вовремя.
Как он надоел…
Нет сил скрывать от него мои возвышенные стремления. Окутываю его правдой, и, пойманный его ревностью, спешу вернуться к Валентине.
Прощай, Ясмин.
Я не хочу помнить твой театр. Я хочу стать собой… а не оставаться твоим кукольным генералом.
Когда я сажусь рядом с девушкой, Валентина кладет свою голову мне на плечо, тихо произнося:
— Я так устала… Я хочу спать…
Улыбаюсь.
Простая задачка.
Беру ее на руки и несу на свой матрац. Она так беззащитна, так стройна и рядом со мной она кажется такой маленькой. Забавное ощущение, я уже привык чувствовать себя слабым. Но с ней я обретаю силу и высоту. Хочется ее защитить и приласкать, как много лет назад хотелось позаботиться о стране.
И я выполню свое обещание, данное Валентине. Раз у меня есть цель, значит, я жив!
Мы лежим, обнявшись, как брат с сестрой. Она засыпает, а я проваливаюсь в сладкий плен абсентовой дремоты.
Лежать в постели, где еще сегодня утром был Винсент и не чувствовать рядом тепла его тела слишком трудно и тяжело.
Я не могу заснуть. Бессонница наполняет глаза стекольной прочностью, раскрашивая стены в причудливые полуоттенки ночи. Сегодня мы окончательно потеряли всякий стыд.
Никто не может себе позволить целоваться в холле торжественного зала. Кроме, разумеется меня. Сегодня я позволил себе все, и, думаю, напрасно. Но рациональность ушла на второй план, оголенный ток нервов Винсента и мое желание обладать им превыше даже вселенского разума.