Только бы пережить этот шторм! Как много я смогу изменить, как счастливы мы будем! Я теперь все, абсолютно все, понял.
Не в силах совладать с волнением и нервами, я метнулся к двери с одним желанием — выбежать на улицу, сесть в лодку и мчаться к Йохану, несмотря ни на что. Но мощный порыв соленого ветра втолкнул меня обратно в теплое безопасное помещение, захлопнув дверь перед носом и поставив тем самым жирный крест на моей безумной затее.
Запертый обстоятельствами в границах маяка и собственных натянутых струнами нервов, я впал в задумчивость. Мозг принялся, как и бывает в подобных ситуациях, рационализировать.
Мне надо было успокоиться до утра, потому как шторм явно не собирался прекращаться сейчас по одному только моему велению, а утром я хотя бы получал шанс действовать не в полумраке, а в свете солнца. В таком случае вероятность на благополучное завершение пути назад была выше.
Вопросы, почему же Йохан не в сети, почему не ждет меня, и окно icq не горит спасительным зеленым огоньком, не давали мне покоя. Но я попытался расслабиться и думать логически, так как меня учили еще со времен детского сада, ломая подчистую несокрушимый детский взгляд на истину.
Итак, меня успокаивало то, что мы были в ссоре, хотя Йохан обычно плевал на все перипетии в наших отношениях и все равно ждал, чтобы ни случилось, но… я решил, что в этот раз я чересчур сильно задел мальчишку, а он в силу горячности и моральной усталости вспылил и действительно обиделся. Меня не мог устроить подобный катастрофический разлад, но пока не наступило утро, я не был способен действовать. Приходилось ждать. А потом. Я все решил: найду Йохана, далеко этот пацан не мог уехать, да и деваться на острове особо некуда, так вот, найду его, попрошу прощение, верну любой ценой. И у нас начнется новая глава, мы станем жить. Жить и радоваться жизни так, как я раньше и не умел! Йохан простит, я уверен, не может же у нас все так нелепо закончиться. Не может! Ведь я люблю его. И он, надеюсь, меня все еще тоже…
Постепенно волнение спадало, отпуская ледяными волнами мое тело и меняя нервный холод на онемение равнодушия. Сердцебиение пришло в норму, в висках больше не пульсировала кровь, захотелось спать.
Унылая комнатушка с сырым камнем на стенах, огромными окнами и мигающими огоньками активных программ на включенных мониторах, навевала унылую сонливость. А пенные удары беснующихся волн о скалистый берег по-странному теперь даже убаюкивали.
Я зевнул и прилег на свою кушетку, кидаясь навзничь на колючий плед.
— Йохан, прости меня, любимый мой, — прошептал я, проваливаясь в сон с одной только мыслью, как обниму завтра своего дорогого человека.