Впереди грезил маяк, я с неохотой морщил нос, думая о нем, но все же пришел к выводу, что, пожалуй, сейчас он как нельзя кстати. Хорошая возможность досадить Йохану. Я даже не задумывался, правильно ли я поступаю. Ни одна мысль не проскочила сквозь плотную стену моей непогрешимой уверенности. Ни одна.
Сборы, выкуренные сигареты, сумбурные ругательства, брошенные ветру спросонья, — обычные песьи мухи, обличающие мое жалкое существование на этой бескрайней равнине отчаянной пустоты и одиночества. Я сбегал на маяк, впервые в жизни желая там оказаться и нырнуть глубоко в себя, окончательно отгородившись от последних отголосков живого мира. Я бежал, потому что спасал себя от пучины чувств, захлестывающих через край.
Непостижимо и таинственно омут эмоций бросал меня в безумие. Йохан… Как же все так могло выйти? Мой Йохан, которого я так боялся потерять и которого сам подтолкнул к незамедлительному стремительному уходу.
— Ты ведь не можешь любить меня. И вот сейчас настал главный акт нашей пьесы, когда ты, пресытившийся моим телом и уставший от вечных выяснений отношений, просто сбежишь… покинешь меня.
Не замечая, как вышел из дома, как отвязал лодку, как направил ее в сторону маяка, я действовал механически, будто запрограммированный робот, варясь глубоко в каше из собственных мыслей и переживаний.
Но все же свежий морской воздух отрезвлял. Немного погодя я очнулся и стал себя осознавать. Огляделся — все шло хорошо: качающаяся на волнах лодка, моя скромная персона в ватнике и высоких ботинках и бескрайний простор величественного Океана.
А после осознания, я повел монотонные речи с лодкой, уносившей меня сквозь рифы прочь от острова в мое добровольное изгнание, я повествовал о своей боли обезумевшим чайкам, как и я, сбившимся со всех ориентиров и носившимся низко над бурлящей водой. Я смотрел на вздымающиеся волны — эти пенные легкие седовласого старика океана — и находил в их бунте отголоски собственных чувств.
Солнце только начало пробуждаться, лениво подбирая бока с линии горизонта, но так же отчетливо бросающее свою золотистую властную тень на вечно сердитого бога земных вод. Он нехотя покорялся и пускал в самое сердце тонкую дорожку яркого переливающегося сияния. Теперь восход солнца над черной холодной водой напоминал мне любовь, пронзившую мрак моей навсегда замерзшей мертвой души. Йохан стал моим солнцем, с ним я жил, испытывал радость, грусть, с ним я вкусил плоды счастья на самом неплодородном клочке человеческой вселенной. Но все кончается. И в противовес сегодняшнему рассвету в моей жизни наступал закат, я медленно вливался в существование, а море злорадно исполняло шторм.