Другая особенность современной советской деревни — ругань. Известный диссидент Андрей Амальрик, который в качестве ссыльного провел три года в сибирском колхозе Томской области, пишет: „В деревне вообще очень распространен мат, все мужчины и почти все женщины без матерной ругани двух слов связать не могут, так что почти все они, за немногими исключениями, ругаются при своих детях, будь им три года или шестнадцать, все равно. И какой-нибудь мальчишка лет четырех, который только едва выучился говорить, уже загибает такие выражения, что в пору пьяному Филимону. Никто его не остановит. Так же грубо, а подчас и изощренно-грубо ругаются и девочки 15–16 лет”[60].
Соответственно и все сексуальные предметы и действия крестьяне в разговорах называют своими именами. В том числе женщины. Амальрик приводит спор между двумя группами деревенских женщин. Одна группа работала на скотном дворе, а вторая работать там отказывалась. Женщины при этом ссылались на то, что у них много детей. „Суки вы, мать вашу…, — кричали одни, — вот мы и с детьми работаем, а у нас детей побольше вашего”. На что следовала реплика: „Не надо было мужику п… подставлять, так было бы детей поменьше”.
Мне также приходилось не раз слышать брань женщин в деревне. Старики говорят, что в дореволюционную пору ничего подобного крестьянки себе не позволяли. „Муж бы ее вожжами излупил, если бы услыхал такое”, — сказал мне старик-крестьянин в одном из колхозов на Кубани (Краснодарский край). Мне кажется, что эти слова объясняют в какой-то степени языковую распущенность современных колхозниц: большая часть из них не замужем. Но дело не только в отсутствии контроля со стороны мужа (теперь и мужики ругаются). Произнесение и повторение слов грубого сексуального содержания служит в какой-то степени психической разрядкой для сексуально неудовлетворенных женщин.
Мужчины в своей откровенности не отстают от своих подруг. Москвич, посланный на уборку урожая в деревню Владимирской области, оказался в обеденный чаев поле с группой трактористов. За обедом, который, естественно, не обошелся без водки, один из трактористов, мужчина лет сорока, стал жаловаться товарищам: „Не знаю, что и с бабой делать — злоебучая стала. Раньше спокойная вроде была, а теперь злоебучая. Прихожу с работы уставши, лезу в подпол за поллитрой, выпью, думаю, да посплю, а она меня, хвать, и в постелю тащит. Идем, говорит, выпьешь апосля. Вот злоебучая…” Монолог этот никого из трактористов не удивил и не рассмешил. В знак сочувствия к попавшему в беду товарищу остальные принялись подкладывать ему в щи куски мяса.