Через два года после злополучного Фестиваля молодежи по Москве прокатилась вторая волна гонений на проституток. И снова политическая. Хрущев, находившийся в это время в большой силе, проводил серию социальных преобразований, которые должны были, как тогда писали и говорили, в короткий срок сделать страну процветающей, а граждан — счастливыми. Хрущев не скупился на посулы. Он провозгласил даже в 1962 году, что „нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме”. Не желая отставать от вождя, его окружение также порождало всякого рода социальные прожекты. В частности, друг Хрущева, член ЦК Екатерина Фурцева, занимавшая в 1959 году пост первого секретаря Московского областного комитета партии, обещала в считанные месяцы оздоровить духовную и моральную обстановку в столице. В рамках этой программы она приказала провести в городе массовые облавы на проституток (число их после Фестиваля, очевидно, не слишком убавилось), а захваченных доставлять к ней в кабинет для беседы. В ту политико-романтическую пору предполагалось, очевидно, что беседа с Фурцевой (с самой Фурцевой!) приведет этих цадших ангелов к раскаянию и к началу новой, честной жизни.
Но Екатерина Алексеевна не рассчитала ни количества, ни качества того человеческого материала, который ей предстояло облагородить своим партийным словом. Вместо десяти-пятнадцати заблудших милиция предложила члену ЦК и первому секретарю обкома партии выбор из нескольких сот девиц. Две или три такие встречи в кабинете Фурцевой, действительно, произошли. В газетах об этом не было, разумеется, ни слова. И вообще, вся акция окружена была глубокой тайной. Однако в кругах московской интеллигенции вскоре стало известно о глубоком разочаровании, которое испытала Екатерина Алексеевна от этих встреч. Почему, каким образом девушка становится проституткой в СССР? В ответ на этот вопрос Фурцева выслушала десяток рассказов о такой безнадежной нищете, о таких ужасах жизни четырех-пяти детей в одной комнате с пьяницей отцом и замордованной уборщицей матерью, что даже она, выходец из рабочей семьи, в пропитом ткачиха, смутилась. Ее собеседницы шли торговать собой, отработав смену в заводском цехе или в конторе, чтобы прокормить детей[98].
А для других проституция оказалась единственным средством как-то выкарабкаться из материального убожества. Выход на панель помог даже некоторым девушкам получить образование в институтах и техникумах… Прямым следствием „встреч на высшем уровне” явилось то, что московская милиция по приказу сверху прекратила массовые облавы. Задерживать стали только девушек, действующих в центре города слишком бесцеремонно.