„Не менее половины женщин так или иначе занимаются лесбийской любовью, — рассказывает ленинградка Галина Григорьева, опрашивавшая узниц „Крестов”. — Администрация запрещает и преследует такую практику, как извращение, но безрезультатно… Отношения между лесбиянками в тюрьме складываются аналогично связи женщины с мужчиной. Одна женщина более мужественная по свойствам характера или физиологическим особенностям, а иногда и в силу социального ее престижа — играет роль мужчины, мужа и называется „верх”. Другая, часто более слабая, женственная — становится женой и называется „низ” (существуют определения и сугубо зоновские, нецензурные…) Они составляют пару или семью. „Муж” защищает свою напарницу, обеспечивает безопасность, престиж, „жена” ведет хозяйство в тюремном масштабе. „Мужу” дается и мужское имя, например — если у женщины фамилия Петрова, ее зовут Петром, Дмитриева — Димой и т. д.”
Узницы ленинградской тюрьмы вспоминают: „Психическое самоудовлетворение „верха” не ограничивается собственным оргазмом, „низ” тоже доводится до экстаза. Сексуальные контакты осуществляются, как правило, тайком, в укромных уголках… Не надо думать, что эти отношения преследуют только сексуальное удовольствие. Удовлетворяется и чувство дружбы. Между лесбиянками действительно существует любовь, часто требовательная, доходящая до острой ревности. Связи между такими женщинами сохраняются иногда и после освобождения (из тюрьмы. — М. П.)"[133].
…Творцы советской лагерной системы сделали все, чтобы преградить Амуру путь за колючую проволоку, чтобы извратить самое понятие любовь, изуродовать самую суть вечного чувства. Но природа оказалась сильнее охраны с автоматами и дрессированных овчарок. После 67-ти с лишним лет советских лагерей малыш с луком и стрелами может с победоносной улыбкой повторить афоризм украинского философа Григория Сковороды: „Мир ловил меня, но не поймал…”
ГЛАВА 14. ТРАДИЦИИ И НРАВЫ
В начале 60-х годов московский литературный критик и писатель А. С. предпринял поездку по русскому Северу. В деревне на реке Мезень они с женой остановились в избе крестьянина Василия Федоровича. Слава о нем шла неважная: в свои 35 он уже отсидел в лагере срок за воровство. Матерщинник, хулиган, пьяница, совратитель, он переспал со всеми учительницами окрестных школ. И все же было в этом разболтанном мужике что-то притягательное. Он несомненно был природно одарен: отлично рассказывал и даже собирался написать роман о своих мужских похождениях. К женщинам Василий Федорович относился лишь как к предмету потребления, проявляя к прекрасному полу высшую степень пренебрежения. Своей гостье, московской интеллигентке, он объяснял после рюмки водки: „Как же ты можешь меня учить, если у тебя одна голова, а у меня две”. При этих словах он торжествующе тыкал себя в причинное место.