Но есть в лагерном аду круги еще более страшные. По существующим правилам, в лагере строгого режима, где содержатся, с одной стороны, противники режима, а с другой, — самые неисправимые уголовные преступники, заключенные могут получить свидание с женой не чаще, чем раз в году, и не дольше, чем на трое суток. Свидание дается как награда за хорошее поведение и отнимается, если лагерному начальству покажется, что заключенный был недостаточно послушен. Житель Свердловска Владимир Маркман, осужденный на три года строгих лагерей за то, что он позволил себе позвонить по телефону в Израиль (средина 70-х годов), описал позднее свою жизнь в лагере[131]. Вот как выглядел разговор в бараке после того, как один из заключенных вернулся со свидания с женой:
„Посыпались обычные в таких случаях мерзопакостные шутки, — пишет Маркман.
— А ко мне никто не приезжает на свидание, — сказал молодой уголовник Генаша. — У меня только мать есть, из родственников-то, так и та боится — знает, что я ей там все разорву.
— Ну, Генаша, ты уж слишком, — сказал я. — Родную мать?
— А чего с ней церемониться? — сказал Генаша. — Здесь многим из-за этого не дают свидания с матерями. А уж с моей матерью сам Бог велел. Проститутка. Родила, падла, троих детей. Приводила домой мужиков, шла с ними, при свете жарилась[132], а мы сидели напротив на койке и смотрели. В комнате всего две койки было. Кто же мог из нас вырасти? И ты еще хочешь, чтобы я с этой шлюхой церемонился?
— Всунуть ей, суке, — сказал Амбал…”
Мужчины, не выходящие на свободу десятилетиями, в конце концов теряют сексуальный интерес не только к женщинам, но и к существам одного с ними пола. Лагеря стали местом, где ныне процветает скотоложество. Владимир Маркман рассказывает:
„В жестянку (очевидно, металлическая будка. — М. П.), согнувшись, вошел Леха, держа за хвост пойманную крысу.
— Что опять про девок разговор? — сказал он…
— А я не могу их жарить, — сказал один из зэков. — Лучше бабы ничего не может быть на свете.
— Скажешь тоже, — сказал Леха, запихивая крысу в клетку. — Я вот всех перепробовал, начиная с домашней птицы и кончая лошадьми. А вот бабу так и не попробовал. И не представляю, что это такое. Да и много ли тут таких, что у них баба была?
— Кобыла — это хорошо, — сказал Амбал. — Раньше в лагере были кобылы, так хорошо было. А теперь хозяин (начальник лагеря. — М. П.) запретил на них возить, все мерины, некого и трахнуть. Хоть бы на дальние командировки угнали, там с кобылами попроще…”
Маркман рисует картину, открывшуюся ему в Красноярском лагере в средине 70-х годов. А вот информация, датируемая декабрем 1979 года. Место действия: тюрьма в Ленинграде, печально знаменитые „Кресты”.