Москвичи пригласили мезенского мужика приехать погостить у них в столице, и вскоре он появился в Москве. Среди прочих развлечений, которые приготовили для своего гостя писатель и его друзья, было посещение знаменитой Третьяковской галереи. Сопровождал Василия Федоровича по залам Третьяковки друг супругов С. крупный искусствовед Г. В галерее и произошел поразивший москвичей казус. В зале искусства XIX века среди картин знаменитого русского художника Карла Брюллова мезенский крестьянин увидал нечто такое, что заставило его остолбенеть. Остановившись перед картиной, изображающей нагую женскую фигуру, Василий Федорович вдруг густо покраснел, закрыл лицо согнутым локтем и отвернулся. У него от волнения даже голос пропал. „Вот уж не ожидал… — просипел он. — Такое уважаемое учреждение и такой стыд показывают…” В крайнем расстройстве и возмущении Василий Федорович покинул прославленную галерею.
„Поведение нашего гостя показалось нам сначала необъяснимым, — комментирует этот эпизод писатель С. — Но, поразмыслив, мы поняли, что для него и его земляков это вполне естественная реакция. Интимные отношения с женщинами для Василия Федоровича, с одной стороны, крайне желательны, а с другой, — чрезвычайно постыдны. Настолько постыдны, что ни говорить о них, ни тем более изображать их ни в коем случае нельзя. Это — табу. Таков символ веры этого матерщинника и развратника из северной русской деревни.
Рассказ А. С. (ныне он преподает в одном из наиболее престижных университетов Франции) напомнил мне множество такого же рода примеров в жизни и литературе. Он очень распространен, этот тип людей, у которых стеснительность, боязнь малейшего упоминания о функциях тела, об интимных отношениях соседствует с грубейшей руганью и подчас с хамским отношением к женщине. В деревне такой тип встречается чаще, в городе несколько реже, но в целом такова основная, массовая психологическая конструкция мужчины „из простых”. Двойственность эту отмечают многие советские писатели, особенно те, что пишут о деревне. Василий Белов, вполне официозный „деревенщик”, книги которого тем не менее полны сцен массового беспробудного пьянства, сквернословия, легких связей, напоминающих спаривание животных, вместе с тем описывает такую неожиданную как будто сцену. В деревенский магазин среди прочего товара привезли на продажу картину в раме — репродукцию классического полотна Рубенса „Союз Земли и Воды”. Когда окруженный крестьянками-покупательницами возчик товара Мишка ободрал с картины обертку, он даже „щелкнул от радости языком”: