. Но сам факт занесения бывших кулаков в категорию «антисоветских элементов» облегчал массовые репрессии: характеристика некоторых групп как социально опасных давала санкцию на их физическое устранение.
Хотя массовые операции стали возможны благодаря социальной каталогизации, это отнюдь не означает, что они напоминали аккуратную хирургическую операцию на общественном теле. Некоторые местные отделения НКВД перевыполнили квоты по арестам и казням, а другие попросили о значительном увеличении своих квот — согласно приказу № 00447, они имели право обращаться с таким запросом[1064]. В январе 1938 года Политбюро подтвердило увеличение квот на аресты и казни — и с сентября по ноябрь особые трибуналы вынесли приговор еще 105 тысячам людей, из которых 72 тысячи были осуждены на смерть[1065]. В более позднем докладе о массовой операции в Советской Туркмении описано, как местное отделение НКВД, арестовав все «антисоветские элементы», значившиеся в картотеке, начало массовые облавы на невинных людей на рынках, чтобы выполнить квоты[1066]. Подобные события происходили и в других регионах: тайная полиция, арестовав большинство подозреваемых, указанных в картотеке, переходила к произвольным арестам[1067]. Таким образом, на деле массовые операции отнюдь не стали управляемым и рациональным процессом[1068]. Но, чтобы спланировать и пустить в дело подобное массовое отсечение, требовалась концептуальная база, основанная на социальной каталогизации и технологиях современного государственного насилия.
Необходимо также объяснить, почему массовые операции оказались настолько смертоносными — почему, в отличие от предыдущих эпизодов государственного насилия, значительная доля жертв была не просто депортирована, а казнена. Как указано выше, коллективизация и создание государственной экономики означали, что ни те или иные проступки, ни оппозиционность уже нельзя было оправдывать влиянием мелкобуржуазной среды, характерной для нэпа. После заявления о достижении социализма те, кого считали нелояльными или не вносящими свой вклад в социалистический строй, были причислены к категории «социально вредных элементов» или «антисоветских элементов» — эти термины указывали на неисправимость подобных людей.
Советские лидеры придерживались разных мнений по поводу того, можно ли исправить бывших кулаков и уголовников и вновь интегрировать их в общество. Хотя на словах Ягода не отказывался от идеала перевоспитания заключенных в трудовых лагерях, он подчеркивал, что большинство преступлений совершают рецидивисты, являющиеся «социально вредными элементами», которые должны быть навсегда удалены из общества