– Попробую, – сказал Горобцов, выжимая сцепление и втыкая первую передачу. – Хотя, сами знаете, как это у меня хреново получается.
Гусейнов, скрипя зубами, выключил ручной тормоз, забытый плохо освоившим вождение броневика пулеметчиком, три месяца назад призванным на кадровую службу, и скомандовал:
– Трогай плавно и выворачивай направо на обочину: может, Зуев еще жив. Не наедь на него и не заглохни.
Сам же попытался, взяв правой здоровой рукой рукоять курсового пулемета и, поворачивая по сторонам шаровую установку, рассмотреть в узкое отверстие, что происходит снаружи. Но видел он впереди в основном только поднятую водителем крышку капота. Неумелый в вождении пулеметчик Горобцов, поглядывая в боковой триплекс, все-таки смог плавно тронуться (хоть и излишне перегазовывая) и при этом не заглохнуть, но тут что-то близко и громко взорвалось прямо в двигателе – броневик замер, успев только слегка выехать направо на обочину и заглох, никак не реагируя на отчаянные попытки снова его запустить.
Польская яйцевидная граната с тонким корпусом, бело отфыркиваясь сгорающим замедлителем запала, метко влетела в открытый капот под приподнятую крышку. Она не задержалась в двигательном отсеке, а успела, стукаясь о внутренности, провалиться на дорогу. Где благополучно и рванула, превратив подкапотное пространство и левую часть передней подвески в мешанину неподдающихся ремонту оторванных и погнутых деталей. Взрыва бензина, однако, к счастью для экипажа не последовало, только из остатка бензопровода топливо продолжило потихоньку вытекать, моментально впитываясь в пыльную щебенку шоссе.
Гусейнов сообразил перекрыть подачу бензина из бака в развороченный мотор и приказал Горобцову вернуться на свое место к курсовому пулемету, а сам, превозмогая боль и отложив перевязку раны на потом, с матами и стонами полез под бензобаками в боевое отделение. Башенный стрелок Синичкин, подхватив своего начальника под мышки, пыхтя и потея, втащил по эту сторону от неудобно расположенных баков и усадил на свое сиденье справа от пушки, сам же продолжая занимать место командира-наводчика, где располагались оба маховика наводки, панорамный и оптический прицелы. Прикусив губу от боли и ругаясь вперемежку по-русски и по-азербайджански, Гусейнов попытался, вглядываясь поочередно в пулеметный прицел, в правую и заднюю щели, прикрытые бронестеклом, понять обстановку. Уяснив кое-как своими глазами и со слов Синичкина постигший их колонну разгром, ослабевший от потери крови Гусейнов велел башенному стрелку самостоятельно выискивать цели и вести огонь на свое усмотрение; живыми в плен не сдаваться – бить панов до последней возможности.