Старшина оценил приобретение пулемета и распорядился забрать все железные короба с запасными лентами, контейнер со сменными стволами и сумку с принадлежностями. Разжились бойцы и шестью гранатами на длинных деревянных ручках. Когда раздетые немецкие трупы уже оттащили подальше и кое-как, чтобы не сразу бросались в глаза, забросали сеном из невысокой копны, на тропинке неожиданно появился еще один фашист – жизнерадостный парнишка, с четырьмя парующими плоскими котелками в руках. Присутствие на своей позиции чужих солдат в форме вермахта, парнишку поначалу не встревожило. Мало ли, может, смена пришла, может – усилили их позицию или знакомые его товарищей мимо проходили и остановились покурить-пообщаться.
Очнулся он, лишь услышав русскую речь, на которой общались эти «немцы». Но было уже поздно: его взяли на прицел и какой-то незнакомый верзила велел ему, безграмотно коверкая немецкий язык, поднять руки. Русский язык парнишка понимал, как-никак его отец был донским казаком, попавшим в плен еще в прошлую войну и благополучно женившимся на его матери, тогда бездетной вдове, в хозяйство которой он был послан батрачить из лагеря. Когда военнопленным разрешили возвращаться, его отец этим не воспользовался. Из дому на войну в 1915 году его забрали еще холостым. Родители? Два брата и сестра? Как-нибудь и он без них проживет, и они без него слезами не изойдут. Тем более, доходили слухи, в России, да и на Дону после непонятных революций, как пошел разброд и шатания, так жизнь становилась все хуже и хуже: всяк со всяким воюет; кровь реками льется, поболе, чем на германской. А у кого правда – кто разберет? Да еще и свою жену-немку казак действительно полюбил. Хорошей бабой оказалась Хидьда, хоть и старшей на пять лет, доброй и хозяйственной (не говоря уже о крепком теле и довольно приятном глазу лице). Потом и детишки пошли. Куда уезжать?
Так и рос Иоганн (Иван) Шмидт (Ковалев) в русско-немецкой семье, с детства слыша в семье оба языка и узнавая от отца о жизни в далекой и непонятной России. Когда к власти пришли нацисты, отцу это не понравилось, ничего хорошего он от них не ждал, но держал это мнение при себе, не делясь с соседями-бауэрами, разве что жене и детям предрекал несчастья, ждущие в скором времени Германию. Потом Иоганна обидели. Когда в десять лет он вместе с товарищами-одногодками подал заявление на вступление в гитлерюгенд (что отец ему делать заранее не советовал), то с горечью узнал, что он не полноценный ариец и вход в почетную молодежную организацию, куда приняли почти всех его дружков, ему заказан. Полноценный – не полноценный, но школу он все-таки закончил, отец неожиданно умер и он, как старший сын, волей-неволей взвалил на себя заботу о довольно крепком налаженном им хозяйстве. Когда пришло время, его, несмотря на отца-унтерменша, призвали в вермахт.