Это было долго и классно – и тяжело одновременно. Кончил мне на задницу, а когда сделал это, смеялся еще минут пять, словно бы я рассказала ему какую детскую шутку. Классно было напиться воды, вытереться одним полотенцем и вместе раскурить сигарету, выдыхая дым в окно.
– Мы ведь вместе, да? – спросил он.
– Пожалуй, – ответила я.
– Все о’кей, пока мы вместе, – сказал он и поцеловал меня в спину.
– Наверняка, – согласилась я.
В окно не было видно ничего, черный контур дома вставал за забором. Миколай обнимал меня, легонько пощипывал мою спину, и это было довольно мило – по крайней мере не мешало.
– С нами ничего не случится. Все будет хорошо. Все скоро кончится, – сказал он тихо.
– Знаешь, – сказала я, – мне порой кажется, что когда ты говоришь о том, что с тебя довольно… то…
– То что?
– На самом деле с тебя довольно меня.
– У меня ничего, кроме тебя, нет, – сказал он настолько очевидным тоном, словно здоровался, представляясь, а мне пришлось взять себя в руки, чтобы не разреветься, потому что ящичек, в котором я держала все это, был с испорченным замком, открывался сам по себе без усилия, от любого толчка.
Я ткнула пальцем ему в живот, а потом в плечо. Даже после секса все мышцы у него были напряжены и тверды.
Я развернулась к нему. В темноте он был другим, когда держал голову под определенным углом, я могла бы сказать, что он красив. Волосы на его теле шли в одном направлении, и это выглядело смешно, словно бы кто-то обрисовал его помазком. У него был симпатичный, прямой, не слишком длинный, но толстый член. Все еще был слегка напряжен. Я все еще немного его любила. Прошлась ладонью сперва по нему, а потом по его щеке: та была жесткой, словно терка. Сунула палец ему в рот. Он укусил меня. Пахнул сигаретами, пивом, постелью, мылом, деревом.
– Я, кажется, так никогда перед тобой и не извинилась по-настоящему, – сказала я.
– А я сильно перед тобой извиняюсь, потому что это было легко. Пойти за каким-то инстинктом, словно собака.
И именно тогда, словно бы кто нажал кнопку, под дверью раздался тихий визг и звук скребущихся когтей; я открыла дверь и впустила Рокки внутрь.
– Он мочится, – сказал Миколай.
– Может, однажды он помочится раз и навсегда, – ответила я.
Пес лег под стеной. Он устал. Не хотел оставаться один.
– Я просто должен знать, что ты меня любишь, я должен знать, что это была ошибка, и что она больше не повторится, – сказал он.
– Это была ошибка, – ответила я. Надела трусики и футболку, словно мне стало стыдно перед собакой, хотя Миколай пытался меня удержать. Мы поменялись местами. На этот раз он, все еще голый, оперся о подоконник и закурил.