Гаргуш, Гаргуш, ты — кузница людей.
Куешь ты мужество природою своей.
На посту Гаргуш постоянно несли службу четыре красноармейца.
Фаязов как-то утром послал меня на Гаргуш проверить, все ли там в порядке. Уже подъезжая к долине Вечных Ветров, я нагнал Сары-Сая. Он заулыбался, увидев меня, и сказал, что идет пить нарзан. Нарзанных источников здесь было много.
Недалеко от поста мы расстались. Старик свернул на тропу, что вела к источнику, а я поехал дальше. Вдруг впереди на тропинке показалась женщина с ношей на голове. Шла она легко. Лица ее не было видно. Но по походке и по выцветшему красному платью я узнал Савсан и погнал коня рысью. Савсан бросила сверток. Это было ватное одеяло, перевязанное веревкой.
— Куда ты, Савсан?
Она что-то ответила грустно. Ее красивое лицо, прежде такое юное и свежее, было неузнаваемо. Савсан осунулась, и лицо ее поблекло, как после болезни, а под глазами залегли синеватые тени.
Я знал, что Савсан недавно опять поссорилась с Айдаром. Об этом нам с Фаязовым рассказал Вахид. От него мы узнали, что Савсан ушла в кибитку отца, но тот выгнал ее. Назик тоже слушала учителя, хмурилась, покусывая губы, а когда он ушел, объявила, что хочет непременно познакомиться с Савсан.
И ей, и Фаязову, и мне было жаль эту смелую, сильную и такую не похожую на других девушку. Появление ее здесь было неожиданным, но я догадался, что Савсан решила уйти из кишлака.
Я соскочил с коня, взял Савсан за руку и почти силой усадил на траву. Она печально улыбнулась и что-то сказала мне или спросила. Хотя я уже довольно хорошо понимал таджикскую речь, но на этот раз не понял и кивнул головой в знак согласия. Савсан по-своему расценила это. Она быстро расстелила одеяло, села на него и пригласила меня. Я нерешительно подвинулся к ней. Савсан достала из свертка лепешку, отломила половину и дала мне. Потом придвинулась ко мне, будто я так лучше мог ее понять, и быстро заговорила. Среди слов и восклицаний я разбирал отдельные фразы, имена Айдара и Назаршо, которые она часто повторяла. Вероятно, она рассказывала о своей беде, что-то просила. Но говорила она так быстро, что я с трудом улавливал смысл.
Напряжение Савсан возрастало. То, что мы не понимали друг друга, видимо, мучило ее больше, чем меня. Она даже стала делать знаки руками. И вдруг слезы брызнули из ее глаз.
— Савсан, чего ты плачешь? Куда ты уходишь? Из Рына не надо уходить, — говорил я.
Девушка на секунду притихла. Она напрягла все свое внимание и даже подалась вперед, чтобы понять меня, и уловила слово «Рын».
— Рын не надо, мой… — Она махнула рукой в сторону гор.