Фаязов поддержал ее:
— Вам лучше, и нам будет веселее, а готовить ей все равно: что на двоих, что на троих.
Мне хотелось получше узнать Фаязова, и я согласился. На другой же день я отправился к начальнику заставы ужинать. Пришел я рано. В коридоре со свистом шумел примус, будто хотел разорваться. На сковороде жарилась свежая рыба. Над ней колдовала Назик. За столом, покрытым белой скатертью, курил Фаязов. Я сел против него. В гости ждали и Вахида. Поэтому квартира и хозяева были немного принаряжены.
Я чувствовал себя неловко и молчал. Фаязов тоже курил молча. Но вот во дворе показался Вахид. Его сопровождал дежурный. Назик побежала встретить учителя, ввела его и усадила рядом с Фаязовым, потом вышла и появилась со смущенной Савсан. Назик подталкивала ее, и та, с залитым краской лицом, упиралась, опустив голову, и не знала, куда деть глаза.
Начался ужин. И тотчас у меня и, вероятно, у Вахида прошло чувство неловкости, а смущение Савсан точно рукой сняло. Как-то незаметно и быстро сумела Назик создать атмосферу простоты и даже веселья, будто за столом собрались давние хорошие друзья.
После ужина мы с Фаязовым вышли покурить в коридор, а Назик подсела к Савсан, и они с Вахидом втроем о чем-то долго беседовали.
Назик и Савсан были неразлучны. Они вместе работали, вместе отдыхали в саду, ходили в горы, по кишлакам.
Не помню уже, для чего я зашел в кишлак. На улице встретили меня Назик и Савсан. Они ходили по кибиткам. Любопытная Назик захотела посмотреть, как живут дехкане, и потянула с собою Савсан.
Назик издали спросила меня:
— Петр Андреевич, вы бывали в кибитках? Ну, тогда пошли с нами. Поможете. Ведь вы уже знаете местные обычаи, а я еще нет.
И мы очутились в кибитке рыжего Кадыра. Парень жевал лепешку и о чем-то спрашивал свою мать Оябегим, еще молодую женщину, сухощавую, с усталым лицом, которая сидела около очага и что-то варила в закопченном горшке. Заметив нас, парень смутился и вышел. А Назик уже наклонилась и беседовала с женщиной. Вокруг очага на земляном полу сидели, ползали и стояли оборванные, полуголые дети, мал мала меньше. Их было восемь, этих черноглазых, замурзанных, худых мальчиков и девочек.
Назик стала спрашивать Оябегим, как она жила раньше, как вышла замуж. Оябегим грустно улыбнулась, потом стала знакомить нас со своими детьми. Незаметно для самой себя она разговорилась. Начала рассказывать, каким раньше был ее родной кишлак, как баи забирали к себе красивых девушек. Охает Назик над рассказом хозяйки и все ее интересует, все удивляет. Пора идти. В который раз Савсан дергает ее за руку, но Назик не обращает внимания. И, когда уже больше нет терпения, Савсан силой уводит ее из кибитки.