– Этот спектакль мы делали, когда у нас только прорезались молочные зубки. Вы еще не видели «Тартюфа» и «Жоржа Дандена». Это мои последние, принципиальные работы. Завтра «Тартюф». Приходите.
И действительно, «Тартюф» оказался спектаклем с новой для нас эстетикой и новым взглядом на Мольера, принципиально отличным от тех, с которыми мы столкнулись в «Комеди Франсез», когда академия играла в Москве «Мещанина во дворянстве» с Луи Сенье.
Тартюфа у Планшона сыграл Мишель Оклер. У нас, как правило, Тартюф – ханжа, святоша, сатирический персонаж. Оклер совсем не то: молодой фанатик в черном камзоле, в черных чулках, в черных туфлях, что-то есть в нем от облика, может быть, даже принца Датского. Его Тартюф – тип искреннейшего экстремиста-фанатика. В пьесе Мольера Оргон, возвратившийся после отлучки, что бы ему ни говорили о его домочадцах, спрашивает одно и об одном: «А Тартюф?» Обычно это всего лишь смешно – втюрился, дескать, старый дурак. А у Планшона этот интерес немолодого Оргона, ищущего утерянную точку опоры в жизни, делается вдруг таким понятным! Как только на сцене стремительно появлялся Тартюф – Оклер, этакий Гамлет-экстремист, на ходу бросив служанке вместе с платком реплику: «Возьми платок, закрой грудь», ловишь себя на том, что такому Тартюфу – веришь.
Тем страшнее действие, разворачивающееся дальше. Оклеровский Тартюф – человек страстей, которые его неотвратимо и трагически погубят, несмотря на весь прагматизм жизненного кредо… В общем, это был живой спектакль и, как всякий живой, – современный.
И вот сидим мы, стало быть, после «Мушкетеров» в «Арагви», пьем за театр Планшона, за «Современник», ну и за детей. Планшон (у него их двое):
– Не правда ли, какая удивительная штука – наблюдать появление вашего ребенка на свет? Что вы при этом испытывали?
Я растерялся:
– Был очень взволнован, когда мне позвонили из роддома и сообщили о появлении сына… Очень хотелось мальчика, дочь-то у меня уже есть…
– Как, вы не присутствовали при родах?! В таком случае какой же вы отец? Вы не отец!
– То есть как? У нас не то что при родах, а и после родов в больницу не пускают.
– Что за глупость! Муж должен облегчать жене роды. Он должен стоять рядом с роженицей, держать ее за руку. Муж, насколько возможно, обязан разделить с ней боль, важность и мучительность этого акта. А иначе он просто производитель, а не отец!
– А вы что, стояли рядом?
– Конечно!
И Планшон разражается длинным взволнованным монологом, включающим в себя все оттенки, все ощущения, даже медицинские подробности того, что сопровождает появление на свет Божий нового маленького человека.