А вот что меня действительно радует, так это наметившаяся с недавних пор, если так можно выразиться, интимизация нашей монументальной пропаганды. Вот в чем действительно наша новая демократическая власть пошла дальше советской – в ней появилась склонность к юмору. Советская власть себе такого не позволяла – ей было не до шуток, и представить, что при Брежневе, например, мог бы появиться памятник чижику-пыжику, тому самому, что на Фонтанке водку пил, по-моему, невозможно. Однако стоит, именно на Фонтанке у Пантелеймоновского моста. А заяц, который перебежал дорогу суеверному Александру Сергеевичу, и тот поворотил назад в Михайловское и не стал участником восстания декабристов! И не погиб раньше времени для отечественной словесности! Чем этот заяц хуже гусей, спасших Рим? Ничем, и теперь вознагражден по заслугам. Эти замечательно остроумные проекты Андрея Битова и Резо Габриадзе оказались заразительными, и в Киеве недавно воздвигли памятник Паниковскому и украденному им гусю, а в питерском Таврическом саду, по слухам, намерены обессмертить Ваню Васильчикова, победившего крокодила. Мне это нравится, это дело верное, на этих примерах и мы выросли, и дети наши, и дети наших детей растут и расти будут…
Но вернемся на кладбище. Памятники. Много я перевидал их в своей жизни в разных странах. Помню знаменитое миланское кладбище-музей, где могилу содержать дороже, чем человеку жизнь прожить. Не кладбище – музей скульптур. Видел не менее знаменитое воинское Арлингтонское в Вашингтоне, где солдаты уравнены одинаковыми крестами. Видел грузинские пантеоны, в основном стелющиеся или слегка поднимающиеся над землей. Большие прямоугольники и квадраты – на четверых бы хватило, – облицованные мрамором и гранитом. Над квадратами кое-где торчат бюсты генералов, заставляющие вспомнить чудный фильм Эльдара Шенгелая «Необыкновенная выставка». Досадные ляпы особенно заметны на фоне строгой красоты и гармонии грузинских пантеонов.
О чем говорит памятник на могиле? О чем он должен сказать? О человеке, который нашел под ним последний приют. И чем значительней была его жизнь, тем меньше слов, меньше украшений она требует. В храме Александро-Невской лавры среди каменных плит на полу – медный лист, на нем три слова: «Здесь лежит Суворов». И все. Стоял в Мтацминдском пантеоне огромный валун серо-зеленоватого цвета с надписью: «Галактион». Всем ясно, какой Галактион. Это тот случай, когда фамилии не требуется: раз Галактион – значит, Табидзе. Раз Чарли – значит, Чаплин, раз Элла – значит, Фицджеральд. Но и здесь поддались соблазну уточнить и заменили надпись: «Поэт Галактион Табидзе». Жаль. Вот у Важа Пшавелы все осталось как было: серый камень, письмена, вечность.