Дорогов взглянул на нее. Лицо Елены покрылось легким румянцем.
— Не слишком ли мрачно вы судите? — сказал он. — Целая армия женщин живет и содержит свои семьи этим заработком. И многие, большинство из них, и не думают терять человеческий облик.
— Нет, я не преувеличиваю, — ответила Елена. — Вы, видно, плохо знаете эту среду, хотя и говорите, что сами из нее. Понаблюдайте хорошенько, послушайте разговоры, которые ведутся между двумя танцами, поинтересуйтесь тем, что читают все эти женщины, чем живут они, тогда вы не будете упрекать меня в скептицизме.
Павел Александрович принялся набивать свою трубку.
— Есть разные натуры, Елена Николаевна, разные характеры, — возразил он. — Слабые, конечно, гибнут, как и везде, сильные выдерживают и выбиваются…
Елена бросила ветку на дорогу.
— И здесь вы ошибаетесь, Павел Александрович. Конечно, сильные характеры выдерживают дольше. Но сколько надо силы! Это могут только единицы. Нельзя изо дня в день ходить среди луж и не замочить ноги. То, что вы говорите — теория.
— Не совсем, — сказал Дорогов. — Вон, впереди, с Валерианом идут Тася и Маруся, две девушки из этого мира… Обыкновенные девушки! Я ничего не вижу в них специфически-кабацкого.
— Они только начинают, — ответила Елена. — Пройдет пять-шесть лет… Взглянете на них тогда.
Она говорила горячо и убежденно. Дорогов видел, что вопрос этот задел ее за живое.
— Я не стану спорить с вами, — согласился он. — Вы лучше меня знаете эту среду. Внимательнее наблюдали. Но… — он вынул трубку изо рта и улыбнулся, — вы собственным примером опровергаете то, что говорите.
Елена некоторое время шла молча.
— О себе я не хочу говорить, — сказала она наконец. — Я выдержала… Выдержу теперь уж и дальше. Но я — одна из немногих… И дело здесь не в силе или слабости, а в том, что я сумела не войти в этот мир, остаться в нем чужой… Вы, Павел Александрович, наверное, неправильно поняли меня. Я вижу это. Примеров можно привести много, но все они ничего не докажут. Вы смотрите и судите не по существу.
— Возможно и это, — снова согласился Дорогов. — Но если мне недостало собственной наблюдательности, я читал. О «женщине из бара» пишут… Пишут постоянно и много.
— Оставьте, — сказала Елена с досадой. — Пишут вздор. Если верить этому всему, dancing girl — или безнравственный монстр или «несчастная, благородная душа», которая заблудилась, бедняжка, в лесу дилемм! И не то и не другое! Dancing girl — не Мессалина и не Гамлет в юбке, а самая обыкновенная средняя женщина. Но она лишена того, что составляет смысл и суть существования каждой женщины. Она не имеет семьи и не может ее иметь. Не умеет уже ни жить семьей, ни удержать ее, если и заводится! Отсюда все. Я не люблю говорить на эту тему, Павел Александрович. Но раз уж начала — скажу все… Пьянство, разврат, беспринципность, равнодушие к себе и к окружающим — все это следствия. Это протест… Почти всегда бессознательный.