– Потому – и только потому – я позволил Фолькену продолжить, ведь в первом случае это не было его ошибкой.
– Ну а второй?
– Знаете, есть такой стол с винтовой плитой для сдавливания… – он глянул на меня вопросительно, понимаю ли я, о чем идет речь, и я кивнул.
– Фолькен слишком сильно прикрутил винты и удушил того человека…
– Меч Господа, – рявкнул я. – Да такой ошибки не совершил бы даже ученик, а это ведь мастер гильдии палачей!
– Может, он пил с вами всю ночь… – Каноник метнул на меня косой взгляд.
– Не знаю, с кем он пил, но явно не со мной, – ответил я ледяным тоном. – Что сделали с телами?
– Вывезли в Ямы, – пожал он плечами. – Как обычно. Позавчера вечером.
– Обычно, дорогой каноник, – сказал я ему язвительно, – их перевозят на вскрытие и составляют подробный рапорт. Жаль, что в этом случае процедура не была соблюдена.
– Мы не согласуемся с вашими процедурами, – сказал он, и я видел, что он зол, хотя пытается это скрыть.
– Ладно уж, – махнул я рукою великодушно. – Что случилось, то случилось. Но я хотел бы узнать, отчего мастер Фолькен и писарь Хаусманн лежат в летаргии и наверняка вскоре умрут? Допрашиваемые были больны? Могли их чем-то заразить?
– Мне об этом ничего не известно, – ответил он.
– Странно, что вы не боитесь, что и с вами случится нечто подобное, – сказал я, глядя ему прямо в глаза. – Два человека, которые участвовали в том же допросе, что и вы, умирают, а у вас нет ни малейших опасений?
– Полагаюсь на Господа в милости Его, – ответил он, не отведя взгляда.
– Это достойно удивления, – ответил я, вставая с кресла. – Покорнейше вас благодарю, отец-каноник, что согласились ответить на мои вопросы. В рапорте Его Преосвященству не премину отметить: вы выказали немало доброй воли…
Он покраснел от злости, но ничего мне не ответил. Когда же я выходил, демонстративно отвернулся к окну.
Неторопливо шагая по саду у собора, я раздумывал над тем, что можно предпринять в этом скверном деле. Конечно, я мог принять слова каноника за чистую монету, быстро состряпать рапорт Его Преосвященству и позабыть о проблеме. Но сперва следовало задать себе несколько вопросов. И самый важный из них звучал так: епископ хотел, чтобы я прижал каноника, или же, напротив, хотел, чтобы Инквизиториум официально положил дело под сукно? Если верно второе, может статься, что дополнительные усилия с моей стороны будут восприняты безо всякого энтузиазма.
Впрочем, не буду скрывать: я руководствовался и весьма грешным интересом, продолжая задавать себе вопрос: кем же был тот четвертый, присутствовавший на допросе? И почему Одрил Братта отрицает, что в пыточной находился кто-то, кроме палача и писаря? Кого покрывал отец-каноник? Разве что неопытный писарь Хаусманн ошибся, переписывая протокол. Но, Боже мой, он ведь не был настолько неопытен, чтобы не уметь сосчитать до четырех!