– Мне помнится, ваша семья была из протестантов, сударыня, – продолжила начатую в парке беседу хозяйка дома.
– Да, но перед отъездом в Париж я поменяла веру. Мне посоветовали перейти в католичество.
– Что ж, это понятно – протестантов здесь давно не слишком жалуют. У вас есть родные в Париже?
– Тетушка Полина де Ренар. Я была у нее, но оттуда меня выгнали.
– Жестокие у вас родственники, Жанна. Ничего, если я буду называть вас так?
– Называйте. Это же мое имя.
– Дайте-ка, я посмотрю вашу рану.
Франсуаз подошла к девушке, сняла повязку и оторвала рукав.
– Вы испортили мне платье! – возмутилась фехтовальщица.
– Я?.. По-моему, это уже кто-то сделал до меня.
Дама подвела Женьку к большому зеркалу и поднесла к ней свечи. Хозяйка особняка не обманывала. Платье словно прокрутили в мясорубке, – подол был рваный, по лифу расползлись какие-то мокрые разводы, а воротника не было вообще.
– Не в таком ли виде вы посетили вашу тетушку, сударыня? – усмехнулась Франсуаз.
– Не в таком, но… почти в таком.
– Тогда я ошиблась. Это, пожалуй, не тетушка, а вы были жестоки с нею.
– Меня выгнал судья, ее муж.
– О, судья! Тем более! Он, наверное, и не признал в вас свою племянницу!
– В том-то и дело, что признал.
Женька нервно засмеялась, не замечая, что смех ее переходит в истерику.
– Тише! У вас начинает кровоточить рана, – сказала Франсуаз, но девушка не слышала и успокоилась только тогда, когда де Шальон шлепнула ее по щеке.
– Все, все, я справлюсь, – заверила, измотанная первым днем в сюжете Монрея, фехтовальщица.
Мари-Анн принесла, все, что требовалось, и с помощью Лизон, полной служанки с равнодушным лицом, принялась придавать фехтовальщице человеческий вид – с нее сняли корсаж, перевязали руку, потом раздели до панталон, и словно парковую статую, стали обтирать мокрыми салфетками.
Де Шальон все это время сидела на стуле и наблюдала, как обхаживают ее незваную гостью. Женьке это не слишком нравилось, но усталость от тяжелого дня перебивала легкое раздражение от ощущения на себе пристального взгляда чужой женщины.
– У вас действительно сильные руки, – сказала Франсуаз. – И ноги… и все тело.
– В детстве я любила лазать по горам, – не то чтобы соврала девушка.
– Да… очень развитое тело, но как-то не по-женски. Небольшая грудь… Такое тело я видела у жонглерки на рыночной площади. Это несколько грубовато… Впрочем, охотники найдутся. Некоторые у нас любят почудить.
После перевязки Женьку одели в дарованную хозяйкой домашнюю одежду, – длинную шелковую сорочку и халат, а ноги обули в туфли без задников. Дама предложила ей поужинать. Фехтовальщица не отказалась, – бешеный бег по ночному городу отнял у нее слишком много сил.