В то лето 1979 года считалось ужасным, если твою мать звали Маргарет. Много лет спустя Хью подумал: а что, если Мадж по прибытии в Шеффилд тоже звали Маргарет? Вполне вероятно, так и было.
– Так как бы ты меня назвала? – спросил Альберт-тогда-еще-Дэвид. Они сидели в читальном зале школьной библиотеки, где за много лет так никто никого и не приучил к «тишине».
– Думаю, ты скорее… похож на Альберта, – ответила Мадж. С тех пор так и повелось: она – Мадж, он – Альберт. – Очень будоражит воображение.
– А я? – спросил Алекс Димитриу, устремив на нее взгляд темных тоскующих глаз: рука его, перемазанная чернилами, лежала на раскрытом учебнике истории. Они «освежали в памяти» «Фабричные законы» – как грустно заметила Мадж, в ее случае даже несвежих не завалялось.
– А ты – тот, кто ты есть, – ответила она. – Бывает и такое. Не могу же я переименовать всех. Ты Алекс. Все знают тебя как Алекса. Кем еще ты можешь быть?
А однажды летом она вдруг предложила стать крутыми, как Дебби Килтон, и устроить безумную оргию. Блестящая идея. Они все пришли к ней домой – в симпатичный квадратный особняк с безумной собачкой Жозефиной, при первых же трелях звонка бросавшейся ко входной двери с лаем. Мадж натащила кучу шмоток из мешка для распродажи старья, кое-что позаимствовала у родителей – Маргарет и Роналда – и бабушки.
Она заявила:
– Переодеваться – вот что по-настоящему сексуально.
И исчезла, велев Алексу Димитриу изображать женщину: у нее сегодня лесбийское настроение, и она хотела бы выйти в свет с девушкой в платье и с пробивающимися усиками.
Хью никогда не забудет Мадж в странном цветастом плаще-дождевике и оранжевых трико, с шарфом на голове, с «мушкой», нарисованной тушью для ресниц над верхней губой, позирующую на камнях из вышедшей на поверхность горной породы, вопя:
– Трахни меня, Розалинда!
(Розалиндой позволил звать себя Алекс, как только надел серовато-зеленое бальное платье бабушки Мадж, с вырезом, отделанным белым кружевом.) В какой-нибудь коробке из-под обуви до сих пор хранятся замечательные фотографии.
Значит, в том же году, только позже: лето уже закончилось, и они вернулись в школу; начался шестой класс – и они решили разыграть представление. (Это теперь, много лет спустя, Хью выражался именно так – тогда они на полном серьезе называли это «поставить пьесу».) Придумала все, конечно, Мадж, но сама идея точно вытекла из долгих сказочных вечеров по средам, когда они, по идее, должны были заниматься физкультурой. Радостно добежав до поворота, они, непринужденно болтая, дошли до дома Мадж, где весь день пили чай.