– Напротив. – Напыщенный голос англичанина: должно быть, это старый врач, живущий по соседству. – При наличии хотя бы минимальной возможности ошибки не стоило лезть в чужую страну. На самом деле они слишком хотели найти угрозу. И всегда сожалели, что не добрались до Багдада еще в девяностом.
– Да, это было ошибкой, – согласился Шариф. – Следовало поднажать и избавиться от тирана.
– В мире полно тиранов, – ответил доктор Спинстер. – Оба показались в поле зрения приезжих, медленно шагая и то и дело останавливаясь, чтобы попрепираться. У доктора была трость, но, похоже, он не особенно в ней нуждался; по преимуществу он, желая высказаться, размахивал ею, едва не тыча Шарифу в грудь. – Порой только и остается, что не дергаться, ворчать, или же пожимать плечами, или же признать: тысячи людей пострадают от ваших высокоморальных убеждений либо сядут в лодку и попробуют добраться до твоей страны и устроиться там. Выбирай. Оба варианта так себе. О, смотри-ка: твои мальчики. Привет, молодой человек, а где твой брат?
– Здесь, – вяло отозвался Омит.
– У вас что-то играет? – спросил Хилари. – Звучит божественно. А мы тут прошлись до почты и обратно: смотрю – ваш отец идет, ну и решил попросить купить мне марок, потом подумал – ну не лентяй ли, и пошел с ним пройтись. Решаем мировые проблемы. Из Америки насовсем, значит? Мне в следующем году девяносто – и я молодцом! Доктор Хан, мой преемник, в прошлом месяце обследовал меня на все корки и сообщил, что, если все будут такими, как я, он останется без работы. Хотя его это устроит. Помнится, когда я сам приторговывал магическими снадобьями, ко мне ходили люди средних лет и жаловались, что все время устают. Какая пустая трата сил! Мне почти девяносто. И я огурцом! Если я начну все время уставать, пристрелите меня и выбросите в мусорку.
– Увидимся, Хилари, – покорно сказал Шариф.
Он чувствовал, что его лишили последнего слова и очень надеялся, что за выходные встретит соседа еще раз. Интересно, откуда музыка, подумал он, – и тут же обнаружил, что кто-то распечатал набор. Собрался что-то сказать, но, увидев сыновей и их друга, лишь улыбнулся и уселся в самое неказистое кресло в гостиной.
Назия вернулась около шести. Не успев закрыть за собой дверь, начала жаловаться на жильцов в Уинкобанке, которых навязала ей Аиша. И почему она не остановилась на студентах? Дочь толковала, что приезжим из развивающихся стран жилье нужнее, а у мамы есть целых десять домов; почему бы не сдать два из них простым рабочим за разумную плату? Звучало весьма резонно, подруга Аиши, Джули, очень помогла: находила надежных жильцов и убеждала: мол, вам несказанно повезло. Снова она поддалась на уговоры детей и их робкие указания. Три года все было отлично: афганцы и силхеты попадались достаточно чистоплотные и добросовестные. Но с текущими обитателями что-то пошло не так. Двое начали водить местных девчонок – те приходили и уходили, когда им вздумается. Одного пришлось выселить, когда Назия дозналась, что он курит героин. К ее ужасу, сегодня один из дисциплинированных жильцов позвонил ей и расстроенно сообщил, что его кровать сломана. Когда она приехала, обнаружилось, что кто-то прыгал на ней до тех пор, пока не сломал: тихий Касим едва не плакал, обвиняя во всем соседа Шакура, – они уже ссорились и раньше. Назия заверила Касима, работавшего в ночную смену в гриль-баре на Эббидейл-роуд, что кровать заменят в самое ближайшее время. И обратила внимание, что туалет совершенно загажен. Дни Шакура в качестве ее жильца сочтены. Не думала, что придется об этом говорить…