— Где сапоги?
— Я не знаю, — отвечал корзинщик. — Я не брал. Утащили должно быть барышники.
— Как барышники? Ты, такой, сякой, утащил! Снимай пальто, — кричал Степаныч.
Овладев пальто, Степаныч схватил корзинщика за волосы, повалил на нары и начал бить сперва кулаками, а потом сбросил его на пол и продолжал топтать ногами. Тут только я вспомнил его слова. «Я бить не буду по рылу. Это дурак только бьёт по рылу. А я сделаю тёпленьким и мякеньким; будет помнить, как начнёт кашлять».
Степаныч бил несчастного воришку в грудь каблуками. Тот просил прощения, плакал, обещал заплатить, но Степаныч не унимался и бил до тех пор, пока не измучился.
Место его заступила хозяйка. Хотя она и очень здоровая баба, но скоро устала и отбила себе руки. Тогда она схватила железный прут и, несмотря ни на просьбы, ни на моленья, ни на стоны несчастного, била его этим прутом, пока совсем не измучилась.
Более получаса продолжалось истязание. Хозяин и хозяйка по несколько раз принимались бить корзинщика и до того остервенились, что страшно было на них смотреть.
Более полувека я прожил, видал много злых, безжалостных людей; видал, как бьют мазурики, видал, как бьют арестанты, но никогда не приходилось мне видеть, чтобы женщина могла до такой степени рассвирепеть.
На что зачерствелые сердца у наших жильцов, но и из них миноге уходили, отвёртывались, зажимали уши, чтобы не видеть и не слышать этого побоища. Никто из нас не осмелился в это время сказать ни единого слова разъярённым хозяевам, потому что большая половина квартирантов находится в полной зависимости от них, а независимые — слабосильны и боятся за свою шкуру.
Наконец, несчастного выбросили за дверь в одной рубашке. Как он добрался к себе — я не знаю.
— Ну, уж досталось же ему, — говорил Степаныч, — не пропадай моё даром. Теперь сыт будет. Пожалуй, и не миновать больницы. Вот так-то лучше, а то что тут — веди в участок, да после путайся с ним, ходи к мировым; а нонче суд-то каков…
И он только махнул рукой.
Впрочем, подобные побоища в нашем доме не редкость, и в нашей квартире они случаются не в первый раз. Бывало, иной после драки уходил в больницу и уже более не возвращался.
Безусловной тишины и спокойствия в нашей квартире не бывает, но все же случаются недели, в которые, начиная с среды и до субботы, бывает потише, потому что в эти дни мастеровые уже отрезвляются, уходят на работу, да и у прочих в эти дни большей частью наступаешь безденежье, только по утрам и по вечерам возникают, какие-нибудь старые счёты и пререкания.
Я уже говорил, что все жильцы в нашей квартире пристрастны к водочке. Они не жалеют своего и не пощадят чужого, никогда не поберегут загулявшего человека, но ещё постараются нарочно втравить, и крайне недружелюбно смотрят на остепенившегося и начинающего понемногу поправляться.