Волнение здесь слишком велико. Неделю назад во время выезда императора сотни крестьян стояли перед Зимним дворцом, чтобы приветствовать его возгласом «ура»! Это сцены, которых здесь ранее не знали. Поскольку Mushik ожидает здесь указ со дня на день, генерал-губернатор посчитал правильным и необходимым оповестить в полицейской газете[959], что 19 февраля какого-либо рода указ опубликован не будет. Кроме того, сегодня должны быть закрыты все питейные заведения, а еще с позавчерашнего дня уже не разрешалось продавать водку за пределами кабаков. Одному фабричному владельцу на Охте было рекомендовано перевести своих 600 рабочих на казарменное положение. На его реплику, что он этого не сможет, ему в качестве помощи обещали 60 солдат. Адлерберги, отец и сын[960], и жандарм Долгоруков[961], настолько боялись в прошлую ночь, что распорядились стелить свои постели в Зимнем дворце и провели там всю ночь.
А теперь еще и варшавские события! Вчера и позавчера об этом только и были разговоры. Наместник Горчаков[962] 16/28 числа спрашивал по телеграфу о том, должен ли он ввести военное положение? Император велел ответить, что он надеется, что Горчаков в мягкой форме усмирит события. В целом, здесь в верхах в ярости от того, что там (в Польше — В.Д.) сразу стали стрелять[963]: один эскадрон мог бы освободить улицы, этим бы все и завершилось! Теперь же нарушители спокойствия были удовлетворены в том, что пролилась кровь; поляк любит время от времени смачивать древо своей мечты о независимости кровью. Речь идет даже о том, что офицер, который командовал «огонь», должен будет предстать перед судом, что, конечно же, произведет в армии негативное впечатление[964].
Будберг и Балабин остаются там, где они сейчас, Штакельберг определен в Мадрид, таким образом, весь вопрос с дипломатическими представительствами решен. Горчаков с самого начала был против этого, поскольку он не хотел сближаться с австрийцами и не хотел отправлять Балабина в Мадрид. Некоторое время, о чем я тебе уже писал, он находился в состоянии неустойчивого равновесия; Панин должен был стать его преемником. Это время, кажется, было использовано для того, чтобы произвести в ранг послов. Поскольку вследствие сирийского вопроса он вновь привлек императора к своей французской политике, он смог утвердить свою позицию также и в вопросе о дипломатических представителях.
Датчане поднимают гольштейнский вопрос, хотят предложить им (гольштейнцам — В.Д.) бюджет, это уступка, которая уступкой не является. Теперь же Франция, Англия и Россия оказывают на Копенгагенский кабинет douce impression