». В четверг вечером (его — В.Д.) дети позвали английского священника. Старик был рожден на английском корабле, во время путешествия его родителей в Лиссабон
[1186] и всегда принадлежал англиканской церкви. Когда вошел священник, Нессельроде объявил, что он еще недостаточно подготовился. Он велел принести ему молитвослов и попросил священника прийти утром следующего дня. Когда тот предстал пред ним в другой раз в пятницу, старик спросил прежде: мог ли он небритым и неодетым, каким он и был, приступить к религиозному обряду. После того как он принял причастие, он поблагодарил священника словами: «Я надеюсь, что снова приду в Вашу церковь на Пасху». Хрептовичу, который прочитал ему список новых берлинских министров, он сказал: «Ce ne sont que des doublures
[1187]»; пожилому Рибопьеру, который хотел попрощаться с ним: «Non non pas adieu, mais au revoir
[1188]». То, что он просил великого князя Константина: «Monseigneur, sauvez la Russie!
[1189]» — не очень лестное для Александра II — я воспроизвожу с «On dit
[1190]». Кроме того, накануне ночью он подвергся опасности сгореть; он же не переносил, чтобы кто-то сидел над ним. Ночью ему вдруг понадобился свет. Спичка не хотела гореть; он отбросил ее. Но спичка тлела, чего старик уже не заметил; начала гореть подушка, но в то же самое время на запах дыма из соседней комнаты прибежал сын. Вечером в пятницу к нему пришел Штиглиц; он разговаривал с ним о делах и текущих событиях — его любимое выражение — и напомнил ему, что он все еще не получил обратно книгу Генца
[1191], которую одолжил барону три месяца назад. Пожилому Мейендорфу он сказал о книге Фарнхагена
[1192], которая лежала у его кровати: «жаль, не хватает еще ста страниц». В воскресенье утром он продиктовал распоряжения в отношении своего погребения, которое должно было быть в наибольшей степени простым, а затем тщательно прочитал написанное. Затем он сам написал баронессе Зеебах
[1193] письмо. В 4 часа по полудни он стал постепенно терять рассудок; в 8 вечера он скончался.
Вчера утром, в 10 часов, мы похоронили пожилого господина при прекрасной погоде без особого блеска на Смоленском кладбище. Английский священник прочитал в англиканской церкви только короткую молитву. Затем последовало несколько органных аккордов, и в конце заключительная молитва. Один русский сказал об этом простом обряде: «C´est une farce[1194]».
За месяц до его смерти, 25/13 февраля — вторник масленичной недели — я вместе с Хрептовичем и (его — В.Д.) супругой[1195], Плессеном и Кённерицем приняли участие в незабываемом обеде у графа. Он в тот день был таким разговорчивым, что Хрептович сказала мне после обеда, что она редко видела своего отца таким.