Личная корреспонденция из Санкт-Петербурга. 1857–1862 (Шлёцер) - страница 147

И тут вмешался Плессен, который всегда получает удовольствие от того, что впутывает меня и других в политические дискуссии и при всей дружбе подливает масло в огонь: «но, господин граф, господин ф<он> Шлёцер и Кённериц презирают «Крестовую газету»; они оба — дитя своего века, которые читают только «Фольксцайтунг»[1203] и «Национальцайтунг»[1204]. И уже после этого наш разговор — к тому времени мы уже вышли из-за стола — стал оживленным, поскольку граф захотел наставить меня на путь истины. Из всего, что он сказал, изливалась большая любовь и уважение к Пруссии. Тут мы дошли до Наполеона I[1205].

«Наполеон, — сказал граф, — был великим в отношении управления и стратегии; в остальном же — негодяй. Вы бы это и сами почувствовали, (если бы сопереживали тому — В.Д.) как он жестоко обошелся с бедной Германией». При этом пожилой господин все более оживлялся и каждую секунду поправлял свои очки — свидетельство его большого волнения.

Я возразил ему: «но Германия ему косвенно многим обязана, поскольку без него мы бы и не вышли из болота Священной Римской империи[1206]».

Граф: «ах, Наполеон не был нужен для этого! Поверьте мне, это все бы разрешилось само собой! (как характерны эти слова для человека, который в течение тридцати лет так успешно работал с Николаем (I — В.Д.), но теперь перед своей смертью видит, как рушится все его дело!) Но таковы немцы — сегодня они молятся на этого истязателя».

И хотя я уже наперед предчувствовал недовольство доброго пожилого господина, я не смог отказать себе в том, чтобы спросить его: «а слова Руссо[1207] — Les grandes pensées viennent du cœur[1208] — Вы бы не применили в отношении Наполеона?»

Граф (очень раздраженно): «Du coeur?[1209]» При этом он поднялся, быстро прошелся по столовой и вскрикнул презрительно: «тот человек не имел сердца. А чьи это слова?»

Я: Руссо.

Граф: Хоть бы и Руссо, который своими писаниями внес столько зла в мир. Как говорится, Вы бы видели Германию в 1806 году — это страдание, это бедствие!

Лишь после я слышал, кстати, что эти слова принадлежали не Руссо, а Вовенаргу.

После того как мы обсудили разные дела, граф неожиданно повернулся ко мне, положил свою руку мне на колено, посмотрен на меня удивленно и сказал мне вполголоса: «теперь как Ваш друг и друг Вашей семьи я хочу дать Вам хороший совет, это совет пожилого человека. Пока такие события творятся в Пруссии, не заканчивайте свою дипломатическую карьеру, не отправляйтесь в Берлин, чтобы не быть там впутанным в тамошние истории».

Я: Это тем более особенно, поскольку как раз сейчас, я хочу Вам довериться, часто идут разговоры о том, что я должен работать в министерстве.